Мы служили на флоте

7 мая 1984 года моя военная судьба решилась окончательно. С утра нас ожидала углубленная специализированная медицинская комиссия и распределение по военным специальностям. Ко мне вопросов по состоянию здоровья не было, пока не дошел до хирурга. Буквально у двери его кабинета меня нечаянно толкнули, и я сильно ударился коленом правой ноги о ребро чугунной батареи отопления. Здесь нужно сделать отступление, и кое-что прояснить. В восьмом классе я решил взяться за себя и стал серьезно заниматься Самбо и Дзюдо. В результате тренировок, буквально за год, из пухлого увальня – я превратился в довольно крепкого и широкоплечего парня. Я даже собрался поступать в военное училище, но судьба тогда первый раз внесла корректировку в мои жизненные планы. В начале десятого класса на тренировке я порвал мениск. Кто занимался профессионально спортом, знает насколько это серьезно. Весь выпускной класс в течение целого года я сидел на скамейке и с завистью наблюдал как мои одноклассники и одноклассницы резвятся на занятиях по физической подготовке.

Молодость взяла свое: и к призыву в Армию мое колено было в полном порядке, и я считал, что по состоянию здоровья пригоден для службы в десантных войсках или морской пехоте. В кабинет к хирургу я вошел хромая. Пожилой врач внимательно осмотрел мое колено, расспросил о травме, затем в мою медицинскую книжку молча проставил оттиск в виде четырёхугольника, внутри которого четким каллиграфическим почерком к великой моей радости написал «Годен только к службе на дизельных подлодках», и заверил своей личной печатью. Я это все видел и возликовал. На гражданке я читал, что дизельная подлодка раз в 5 суток всплывает для подзарядки аккумуляторов. Процесс этот не быстрый, и в это время команде разрешается подняться наверх и покурить на чистом воздухе. Я подумал, что хоть настоящее море увижу.

Вместе с хирургом я проследовал к капитану третьего ранга, старшему комиссии. Врач отдал офицеру медицинскую книжку и был немногословен: «Этого нужно заменить, негоден по состоянию здоровья служить на атомных подлодках». Вот он – подарок судьбы. Капитан третьего ранга стал внимательно изучать мое дело призывника, и его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Я это видел, но с собой ничего сделать не смог. Мое лицо улыбалось жизни во все тридцать два зуба, а должностное же лицо военно-морского флота, наконец, подняло на меня глаза и, с трудом скрывая негодования, Зевсом-громовержцем обрушилось на меня: «Ну что ты сияешь как корабельная рында?» Далее проследовала непереводимая на литературный язык череда мата по поводу того, что оно думает обо мне и других призывниках. С первыми раскатами грома, я тут же сник, втянул голову в плечи, принял вид умирающего лебедя, всем своим видом показывая, что глубоко раскаиваюсь и приношу тысячу извинений в том, что я, маленький человечек, посмел внести изменения в планы генерального штаба ВМФ СССР, и закосил от службы на атомном подводном флоте. Это подействовало. Гнев исчез. Тембр речи стал более спокойный. И должностное лицо продолжало более спокойней: «И кем я тебя заменю? Что мне с тобой делать?»

Что такое корабельная рынка, я узнал позже в учебке. Это медный колокол, которым ранее на флоте отбивали склянки (время несения вахты, каждые полчаса–полсклянки и каждый час–склянка). С другой стороны, моему самолюбию льстило, что я такой незаменимый, а на языке так и крутилось: «Союз большой – кем-нибудь замените. В крайнем случае, домой отправьте». Но мозг настойчиво твердил: «Молчи дурак, так лучше будет».

Капитан третьего ранга подозвал какого-то старшего лейтенанта и, вручив мои документы, сказал: «Отведи его на профотбор радиотелеграфистов для подводного флота. У них недобор». Пока шли, мой мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Что такое радиотелеграфист, я знал. В школе одно время, насмотревшись фильмов про разведчиков, мы баловались морзянкой, так для себя, готовились стать шпионами. Конечно, это круто сидеть в радиорубке и морзянкой общаться с миром. А где романтика? Где ветер и морские брызги в лицо? Вы простите меня товарищи подводники, я с уважением отношусь к вашей профессии и знаю, что это, прежде всего –нелегкий труд. Я знаю, что есть ещё слово «Надо», но тогда и сейчас я придерживаюсь принципа, что в жизни нужно заниматься тем делом, которое доставляет удовольствие, в крайнем случае, от него не воротит. А тогда, не лежала у меня душа к подводному флоту. Я шёл и знал, что затуплю.

В маленькой комнате сидел морской офицер и моряк срочной службы. Когда я сел за стол, офицер сразу уточнил мою задачу: воспроизвести то, что услышу. На слух я сразу схватил, что моряк дважды простучал: один длинный, три коротких, причём дважды. Но я специально простучал какую-то абракадабру. Какую запись офицер сделал в моих документах, я не знаю, но догадался о её содержании. Сопровождающий меня офицер подтвердил мои умозаключения, когда, передавая мои документы председательствующему военной комиссии, иронично произнес: «Безнадежен. Глух как Бетховен».