Мы стали другими

Он промолчал, только покраснел. Тогда она стала читать, засмеялась и тоже покраснела. Они немного постояли, оба красные, не говоря ни слова, а потом она убежала.

Все утро Власов лежал на конке и думал. Он попросил у старшины зеркало я сделал пробор, хотя волосы еще не отросли, и пробор вышел чуть заметный. Вдруг он увидел свои ноги в кальсонах и спустившихся белых чулках, и ему захотелось одеться. Он выпросил у сестры-хозяйки штаны и гимнастерку под предлогом, что отправляется в город, и вообще принарядился, как мог. Это было неясно, что именно должно произойти, но он все-таки принарядился. А вдруг Луша сегодня передаст ей его ответ, и она придет, тоненькая, аккуратная, с книгой в руках, или высокая, с косами вокруг головы, вроде той, что играет главную роль в картине «Юность Максима»?

К вечеру он не выдержал и пошел разыскивать Лушу. В это время она всегда была в процедурной. Очень тихо он открыл дверь и увидел ее — она сидела за столом и что-то писала. Она не обернулась, наверно, подумала, что кто-нибудь из персонала, и, неслышно ступая, он сзади подошел к ней и стал читать, что она пишет.

«Забудь обо мне, милый Федя, — писала она, — считай, что это было только мечта, потому что сегодня я уезжаю. Ты никогда не увидишь меня, скажу только, что я бесконечно рада, что ты поправился и что ты, надеюсь, может быть, не забудешь ту, которая ото всей души желает тебе победы и счастья».

Луша немного всхлипнула, когда написала эти слова, и он стоял и думал так быстро, как только мог, чтобы поскорее понять, что случилось.

— Так это ты, Лушенька? — спросил он негромко.

Она вскочила и разорвала письмо.

Через неделю Власов пошел на комиссию, и доктора, осматривая его, снова сказали, что он является чудом и загадкой природы. Загадка была простая, но он, понятно, не стал ее объяснять. Возможно, что для подобного лечения в медицине еще не было места.

Его направили в команду выздоравливающих, а оттуда он должен был поехать в свою часть, и у него оказался свободный день, который он провел с Лушей. Они гуляли в парке, были в кино, и он рассказывал ей, что незнакомка представлялась ему похожей на ту девушку, которая играет главную роль в картине «Юность Максима». Теперь это было просто смешно, потому что он ясно видел, что никто на свете, кроме Луши, не мог написать эти чудные письма.

Простая душа

Фотография выцвела, ее много раз заливало водой, но еще можно было разобрать серьезное лицо девочки, большие круглые глаза, челку и косы на груди. Эту девочку звали Дарья Матвеевна Крутякова. Она была тоже 16-го года рождения, и Вася познакомился с нею в детдоме. Они учились в одной школе, в одном классе, и он все собирался убежать из детдома, но почему-то не убегал. Они разговаривали о разных интересных вещах, она читала ему и все могла объяснить, — даже удивительно, как она во всем разбиралась! Но, когда они перешли в 7-й класс, Даша нашла родителей и уехала в Киев. Прощаясь, она подарила ему свою фотографию.

Потом Васю призвали во флот и в 1935 году отправили на Дальний Восток. Он ходил на морских охотниках, потом на мониторе «Сун-Ятсен», и все было хорошо, только скучновато. Ведь у него не было ни матери, ни отца — он был один на свете.

Однажды он написал Даше и получил ответ. Оказывается, она помнила его и скучала. Они стали переписываться, и от нее приходили такие серьезные, ученые письма, что ему было далее немного страшно, как все будет, когда он отслужит и поедет к ней. Но он думал, что ничего, наладится, тем более, что он на флоте тоже стал более грамотный и работал теперь в машинном, на двигателях внутреннего сгорания.

Каждый месяц он получал от нее письмо: месяц — и письмо, месяц — и письмо, и так продолжалось все время, пока он служил на Дальнем Востоке. Потом он отслужил и написал ей, что скоро приедет в Киев.

Он отдал портному брюки — вставить клинья и вообще перешить, чтобы лучше лежали. Он купил ей подарки — веер японский и легкого синего шелку на платье. Он не пил, но тут здорово выпил в самом дорогом ресторане и всем показывал фотографию. Ночью он встретил знакомого китайца и ему тоже показал фотографию, и китаец посмотрел и сказал: «Люськи женщин, хо! Холосо!» И было так весело, так приятно!

Наутро военком вызвал его и вместо документов вручил литер и предписание — в Севастополь, на Черноморский флот, на крейсер «Червона Украина».

Так началась для него война. Он ходил бомбить Констанцу. Он вывозил из Мариуполя женщин и детей. На его глазах немцы утопили баржу с двумя тысячами детей, хотя флаги Красного Креста были на корме и на носу и кто-то даже прикрыл детей флагом.

Потом Вася дрался на суше. На Котовском направлении он дрался с румынами, и это была легкая война, потому что он вырос на юге и знал всю природу — морской и речной песок, птиц по голосам и деревья. Потом его перебросили на север, и здесь война была уже труднее.

Природа здесь была мелкая, однообразная, и даже чайки кричали иначе — пронзительнее, злее.