Мы уходим в степи

Вопросы были неуместными. Да и не мог я что-либо сказать. Ненависть была мне ранее не знакома. Нелюбовь да. Но ненавидеть я считал, могут только не здоровые психически люди. Сейчас же это чувство рождалось во мне. И чем дольше я смотрел на лежащие передо мной изуродованные тела, тем больше росло во мне желание сделать то же самое с тем, кто убил этих ни в чем не повинных людей. Гражданских. Ни одного военного я не видел. Прислушался к себе. И вздрогнул. Я ненавидел в этот момент все, что раньше, в той жизни, считал идеалом.

— Никого в живых не оставили, — произнес наконец урядник Казимиров. — Обошли все дворы. Собаки постреляны, скотину угнали.

— За что так- то? — вырвалось вдруг у меня.

Харлампий взглянул исподлобья на меня и ответил, будто выдавливая каждое слово:

— Хлеб забрали, пшеницу. Станичники, знамо дело, отдавать не хотели. За то и поплатились жизнью. Все. Никого не пожалели.

— Гады! — произнес я в сердцах, глядя на тело девочки, лет семи, с глубокими рубленными ранами.

— Господин прапорщик, — заметил Аверин. — Держите себя в руках. Не поддавайтесь эмоциям.

— Слушаюсь, господин подпоручик, — отозвался я. -Но как же здесь без эмоций?

— Мы на войне, Михаил Степанович — пора привыкнуть.

— Разве можно к такому привыкнуть, ваше благородие? — спросил один из казаков, что был моложе остальных.

— К такому, — Аверин на секунду замолчал. — Нет. Но все наши эмоции нужно превращать в злость, чтобы бить эту красную сволочь до последнего!

Казаки посмотрели на своего командира. В их взглядах читалось уважение и одобрение.

— Ваше благородие, — произнес вдруг Харлампий. — Похоронить бы. Не гоже так бросать. Не по православному.

— Добре, Харлампий, — ответил Аверин. — Копать все вместе будем, но инструмент нужен.

— Мы с братцами, когда хаты осматривали, лопаты видели. Сейчас казаков пошлю, принесут.

Три казака побежали к ближайшим хатам и вскоре вернулись, неся несколько лопат. Копали по очереди, поделившись на две группы. Пока первая копала, другая могла отдохнуть. К полудню была выкопана довольно приличных размеров яма. Трупы убитых складывали в ряд, накрывая брезентом. Его тоже притащили казаки вместе с лопатами. Работали быстро, чтобы, если что, не быть застигнутыми красными врасплох. Оставалось еще несколько тел. Среди них было тело той маленькой девчушки. Я аккуратно взял его на руки. Посмотрел на ее личико. Совсем еще малышка. Красные закололи ее штыками, об этом свидетельствовали характерные раны на теле. Кровь запеклась, пропитав простенькое платьице. По лицу, наискось, шел ужасный шрам. Кусок кожи свисал с щеки. Я смотрел на этого ангелочка и все внутри меня дрожало. Я закусил нижнюю губу так, что с нее пошла кровь. Но я не чувствовал боли и не замечал, как кровь каплями стекает на мой подбородок. Несколько капель моей крови упало на личико девчушки. Лишь теперь я понял, что кровь капает с меня.

— Вот мы с тобой и одной крови, — прошептал я, опуская тело в яму, где уже лежали тела таких же убиенных ее станичников. — Можно сказать, что мы теперь породнились. Я обещаю, что отомщу за тебя и за всех тех, кто лежит здесь.

— О чем вы шепчете, господин прапорщик? — спросил Аверин

— Так, господин подпоручик, — ответил я. — Даю обещание, которое невозможно не сдержать. — Я замотал головой. — Это не красные сделали, это бандиты какие-то.

Харлампий недоуменно вскинулся, пристально посмотрел на меня и кивнул головой, соглашаясь.

Я поймал на себе молчаливые взгляды казаков. Они смотрели на меня точно также, как и на Аверина. Это был тот момент, когда я впервые заслужил уважение у этих хмурых природных воинов.

Могильный холм не насыпали, просто сравняли с уровнем земли. Казаки сбили из досок православный крест и установили на этой братской могиле. Харлампий прочел молитву и перекрестив могилу, перекрестился сам. Мы последовали его примеру.

— Так братцы, — произнес Аверин. — Приказ никто не отменял. Убиенным Царствие Небесное, нам же нужно найти логово тех зверей, что это сделали. По коням.

Мы впрыгнули в седла и пустив коней быстрым шагом, вскоре были уже далеко от станицы. Лишь струйка дыма, видневшаяся издалека, напоминала мне о той трагедии, что произошла в незнакомой мне станице.