Мы уходим в степи

— Простите великодушно, Михаил Степанович. Сами понимаете, война. Враги могут быть кругом. А красная зараза проникает и в наши ряды. Намедни расстреляли одного. Так перед смертью спел нам «Интернационал» и весь исплевался, вертелся бесом, и проклинал каждого. Отвратное зрелище я вам скажу. Словно все плевки мне в душу прилетели и ядом растеклись.

— Не извольте сомневаться, господин подпоручик — я точно не такой! — отрапортовал я, чуть привстав в седле. — Мои помыслы чисты! И я верен присяге!

— Так как же, ваши благородия? — вмешался вежливо Харлампий. Судя по- всему ему было абсолютно все равно, о чем мы говорили с Авериным. Заботило урядника сейчас только одно — хутор, где жили родственники его супруги. Пальцы его заботливо гладили витую рукоятку нагайки. Только этот жест и выдавал волнение.

— Так я и говорю, — переключился на урядника Аверин. — По какой причине, урядник Казимиров, вы еще здесь?

— Так я что. Я всегда готов, — сбивчиво ответил Харлампий, удивленным взглядом таращась на подпоручика. Вероятно, думая про себя, у вас, офицеров, не разберешь, что на уме.

Аверин поднял вверх руку, и выждав короткую паузу, махнул вперед. Позади фыркнул конь. Наш небольшой отряд двинулся вперед. Уже достаточно рассвело, и степь приобретала свои привычные для глаза очертания.

Вон и станица. У меня перед глазами вновь всплыла картина того дня. Густой, сизый дым, поднимающийся от крыш нескольких хат, майдан с лежащими на нем изуродованными телами и церковь, словно громадная свеча, возвышающаяся над этим всем. Сердце вновь сжалось и явственно предстало передо мной личико той маленькой девчушки, которую я нес на руках к ее последнему пристанищу. Каким моральным уродом нужно было быть, чтобы сотворить подобное. Я сам себе задавал вопросы и не находил на них ответы. Аверин украдкой бросал на меня вопросительные взгляды, но в них не читалось сомнений или недоверия.

— Никак не могу забыть ту девочку, — пояснил наконец я. — Не выходит у меня из головы. До конца жизни, кажется, буду помнить. Как же так могли поступить… красные? Ведь чисто бандитский поступок! В голове не укладывается!

— Они еще не то могут! — хмыкнул Харлампий. — Летаешь, ваше благородь много. А весь ужас на земле творится, а не в небесах.

— Такие вот нелюди эти красные, — отозвался Аверин, пряча зевок в кулак. — Недаром и цвет у них кровавый.

— Так и символ сатанинский носят во лбу, — вмешался вновь урядник. — Бисово отродье.

— Истина, — поддержал урядника подпоручик и передернулся брезгливо.

Чем ближе подходили мы к станице, тем сильнее закрадывались в мою душу сомнения, что она выглядит совершенно иначе, чем тогда, летом, когда мы искали место дислокации красных. Я силился понять, что изменилось в этой картине. Но когда мы подошли к станице на расстояние примерно пятисот метров, меня внутри обожгло, будто огнем. На месте хат, чернели черные квадраты неправильной формы. Лишь кое -где сохранившиеся печные трубы, одиноко смотрящие в небо, напоминали о том, что совсем недавно здесь текла жизнь. Молча, не произнося ни звука, мы проходили по этой выжженной территории, бывшей когда-то станицей. Мертвая тишина и, видимо никогда не проходящий, запах гари, встретили нас. Кони то и дело недовольно фыркали, вдыхая воздух.

Мы свернули к майдану. Вот и церковь. Точнее то, что от нее осталось. Сейчас она больше напоминала пожарную каланчу. Колокола до единого, были сорваны с колокольни. Ни крестов на проломленном куполе, ни двух больших икон, что украшали стену перед входом в прошлый раз. Урядник Казимиров, а за ним и остальные казаки, сняв папахи перекрестились. Харлампий спешился, и, вручив узду одному из казаков, вошел в церковь.

— Пусто. Все выгребли нехристи! — со злобой крикнул он, выходя наружу. — Алтарь осквернили, дьявольское отродье. Нужник там устроили. Ненавижу.

Было ясно, что красные в прошлый раз, второпях уничтожили всех жителей. Но их натура требовала большего. Специальные отряды мародеров, созданные красными, подчистую выносили все, что представляло хоть какую-то ценность и затем стирала с земли всето, что некогда было станицей, деревней, селом.

Урядник Казимиров, впрыгнул в седло и стегнув своего коня, помчался к майдану. Мы последовали за ним. Я, да что там, мы все понимали ход его мыслей. Если красные покуражились на развалинах станицы, стерев ее с лица земли, то нет гарантии, что они не тронули места, где мы в прошлый раз похоронили убитых.

Вот и то место. Православного креста, установленного на месте захоронения казаками, не было. Но само место не тронуто. Участок ровной земли так и остался не нарушенным копанием.

— Хоть прах не тронули, ироды, — процедил урядник, истово крестясь.

— Казаки, — произнес Аверин, молчавший доселе. — Крест бы вновь поставить.

— Правы, ваше бродь, — сказал Харлампий. — Это мы живо. А ну, казаки.