Мы умели верить

Фиона надула щеки и вставила ключ в замок Терренса. Неожиданно она остановилась и постучала в дверь, приложила к ней ухо. Йель задержал дыхание, надеясь услышать новых жильцов, команду уборщиков, яростный мяв. Но Фиона покачала головой и повернула ключ.

В гостиной ужасно воняло. Йель не смог определить, была ли эта вонь такой же ужасной две недели назад – лекарства, рвота, кошачий лоток, пот – или к ней добавилось что-то новое. Мебель Терренса была на месте. На диване лежала аккуратно свернутая простыня – так же, как Йель оставил ее здесь две недели назад.

– Роско! – тихо позвала Фиона, словно боясь ответа.

Йель зашел на кухню и проверил кошачий туалет – там что-то было, но не так много, как он надеялся. Пластиковая кормушка Роско с двумя отделениями – одно для еды, другое для воды – оказалась пуста. Йель помнил, что клал корм перед уходом – он специально положил побольше, горку «Мяу-микса», чтобы хватило на пару дней. Вода была проблемой посерьезнее.

– Роско? – сказал Йель.

Он повернул кран, надеясь, что кот покажется на этот звук. Посмотрел за мусорным ведром, в буфетах, за холодильником. Фиона продолжала звать кота, ходя по квартире.

– Крышка унитаза открыта, – заметила она.

И Йель понял, что она хотела сказать: кот мог найти воду, если у него хватило бы ума и равновесия.

Подоконники на кухне были уставлены пузырьками с лекарствами. Болеутоляющие, витамины, еще витамины, старые антибиотики. Все полупустые (он встряхнул несколько), все бесполезные. Возможно, он мог бы взять их для Джулиана. Или для себя. В синем чайничке на стойке появилась паутина, и Йель налил в него воду и полил растения. Почему нет.

Он снова посмотрел за ведром. В ведре. Вышел на пожарную лестницу.

В дверях стояла Фиона, с красным и мокрым лицом.

В руках она держала нечто, походившее на сплющенную мягкую игрушку. Меховой воротник. Попавший под машину.

– Он еще дышит, – сказала она. – Кажется.

В приемной ветеринара Йель листал старый номер журнала Life со статьей про мафию. Фиона держала на коленях комок из влажных салфеток, и хотя уже не плакала, продолжала вздрагивать и каждые несколько минут издавала стон, наклоняясь к салфеткам. Роско поставили кошачью капельницу, и ветеринар пообещал, что скоро скажет им, на что рассчитывать. Он явно счел их парой, Йеля и Фиону. Каждый вопрос он обращал к ним двоим, даже когда Фиона дала понять, что Роско – кот ее умершего брата. Она вкратце обрисовала, что случилось, сказала, что ее брат умер, а про кота все забыли.

– Вы правильно поступили, – сказал он им обоим.

Рядом с ними в приемной собаки натягивали поводки на скользком кафельном полу. Кошка ходила кругами в переноске.

– Ну вот, – сказала Фиона, – на прошлой неделе я сходила на массаж. И массажистка такая: «Вы были в автокатастрофе?» Она изобразила русский акцент. – И я такая: «Нет, я просто сейчас в таком стрессе». И минут через пять она такая: «Но, может, когда-то давно? Автокатастрофа?» Чувствуешь?

Она взяла руку Йеля и положила себе на шею сзади, твердую, как мрамор, и он понял, что это была сведенная мышца.

– Плохо это, – сказал он.

– И я такая: «Я, честно, ни разу даже бампером никого не задела». А она: «Да, но иногда мы забываем».

Что-то в ее словах, в том, как она донесла до него мудрость этой русской бабы, пробрало Йеля. А может, дело было в том, что весь этот месяц он сам себя чувствовал так же, словно ему накачали дельтовидные мышцы цементом и засунули в морозильную камеру.

Вышел помощник ветеринара и сказал, что Роско идет на поправку, и они выдохнули, словно он был их ребенком.

Если кот выживет, его возьмет Йель. Это было ясно. Он не мог обременять Фиону после всего, что она вынесла, новой заботой. Он сказал ей, что придумает что-нибудь, и она медленно кивнула, думая уже о другом. Ее голову обрамлял медицинский постер о кошачьей лейкемии. Кожа у нее была сухой и обтягивала кости; она очень похудела. Йель хотел спросить, не забывает ли она о себе и не хотела бы она вернуться к учебе в следующем году – не пора ли сделать перерыв? Но она взглянула на него и сказала:

– Что, если ты сходишь к доктору Ченгу?

Доктор Ченг был врачом Нико, и пару недель прошлым летом, когда Нико еще мог оставаться дома, он приходил к нему каждый день. Один раз он застал Йеля с Чарли и заказал пиццу за свой счет – не для себя и не для Нико, который уже не переваривал пищу, а для Йеля с Чарли, которые сидели там с полудня.

– Просто проконсультироваться, – сказала Фиона. – Все лучше, чем какой-нибудь телефон доверия. Я могу позвонить ему. Он любит меня, не знаю, за что. Я могу записать тебя сегодня. Правда могу.

Йель ощутил порыв остановить ее, сказать, что она не может взваливать на себя еще и его, что она должна пожалеть себя. Если она позвонит доктору Ченгу, не положит ли это начало чему-то? Не приведет это к тому, что она в итоге будет менять ему утки? Но он не стал ей возражать, поскольку одна мысль о докторе Ченге, о его медленной речи, принесла ему невыразимое облегчение.