– Он был добр к Нико, это правда, – сказала она, – и он делает всю эту грандиозную работу, и он, ну, понимаешь, он
Месяц назад Йелю пришлось бы сделать вид, что он глубоко задет ее словами, даже если бы признал в них правду. Но теперь он смог кивнуть.
– Как ты это видишь, если другие не видят?
– Может, они видят. Может, все это чувствуют. Он мне напоминает одну из таких девочек в средней школе, которые популярны просто потому, что все их боятся.
– Ты говоришь, он девочка-восьмиклассница?
– Я говорю, он
– Это верно.
– Я думала об этом и спрашивала себя, не потому ли я ему сказала, что ты был с Тедди, на поминках. Типа мне было приятно наконец-то бросить что-то ему в лицо. Но я не знаю. Я была пьяна. Я не хотела…
– Порядок.
Он не хотел слушать об этом. Он не мог позволить себе злиться на нее.
– Ненавижу, что он носит шарф Нико. Я видела его в нем, он шел по улице, и на какую-то секунду я…
– Ты увидела Нико.
– Ну да. И если бы это был
Тор подплыл прямо к ним, прижался к стеклу носом и большущей, всклокоченной лапой – в нескольких дюймах от лиц Брук и Эшли. Девочки завизжали, и Фиона удержала Эшли, замахнувшуюся на стекло кулачком.
– Он такой позер, – сказала Фиона. – Ты права, Брук, это определенно Тор.
– А другой мишка – его жена! – выкрикнула Брук.
– Не знал, что белые медведи женятся, – сказал Йель. – Хорошо, что ты сказала это, о Чарли. Я себя чувствовал типа единственным человеком на свете, который видит его насквозь.
–
– Но, – сказал Йель. – Но. Что, если он – последний парень в моей жизни?
– Даже не думай. Ты переживешь этого Тора. Переживешь слонов. Разве слоны живут не вечно? Черепахи. Ты переживешь черепах.
– Какаду живут шестьдесят лет! – объявила Брук.
– Эй, – сказала Фиона, – ты что, грела уши?
Хотя что из того, что ни говорили, мог понять ребенок?
– Какаду я заводить не буду, – сказал Йель.
– Тебе станет лучше после теста. Я тебе вот что скажу: когда получишь результаты, мы с тобой пойдем, и я куплю тебе золотую рыбку. Большую такую, которая живет десятилетиями, и тебе в итоге придется покупать ей бассейн.
– Роско ведь ты взяла, да? – сказал Йель.
Фиона ничего не сказала, только уставилась на Тора за стеклом. Она сделалась до странности неподвижной.
– Кота твоего брата, – уточнил Йель. – Роско.
Она резко повернула к нему голову, приоткрыв рот.
– Что? – сказал он.
– Ох, черт… Ох, черт.
– То есть он был у Терренса, а потом…
– Ох, черт.
– Разве его родные…
– Нет. Их ноги там не было. Они не… О
– Но ведь домовладелец – да? Разве его вещи не вынесли?
– Люди вот так просто не заходят и не трогают чьи-то вещи. Они ждут и забирают типа после дезинфекции. И они могли даже не знать, что его не стало. Кто вообще им говорил, что он умер?
Теперь девочки смотрели на них, забыв про белых медведей. Фиона ослабила шарф, словно он душил ее.
Был понедельник, третье. Терренс умер 17 января. Больше двух недель. Йель не знал бы с такой точностью, если бы не пялился то и дело на свой календарик последние дни.
– Что ж, – сказал Йель, – давай… черт, мы можем туда зайти? Мы можем поехать прямо сейчас. Идем.
Они пробежали к выходу из зоопарка, мимо животных, мимо желтых табличек с их латинскими названиями, а девочки голосили, что они еще не видели горилл.
У Фионы был ключ от квартиры Терренса, но он лежал у нее дома. Ей в любом случае нужно было отвести девочек – их мать была дома и знала, что сейчас происходило в жизни Фионы, так что она не будет против заменить ее на час-другой. Йель подождал на улице, пока Фиона забежала с девочками в дом. Когда она вернулась с ключами, он уже поймал такси.
– Я зайду первым, – сказал Йель по пути. – Ты подождешь в коридоре.
– Нет уж, не-не-не. Мы зайдем вместе.
Она попросила водителя поднажать. Он указал на красный свет и проворчал по-польски.
Когда они наконец приехали, поднялись на крыльцо, вскарабкались на второй этаж, Йель признался себе, что это стало для него приятной встряской. Он так давно не имел четкого плана действий, простого решения с очевидным ответом. Они собирались подняться туда и найти кота. А лучше даже – не найти кота.