Мы умели верить

Фиона позвонила прямо из ветклиники, и через час, когда они вышли оттуда – Роско нужно было побыть под капельницей как минимум до завтра – они направились к доктору Ченгу, на Джордж-стрит. Йель корил себя за то, что разрешил Фионе пойти с ним, все дальше втягивая ее в это. Ей нужно было пойти домой и прилечь. Поесть чего-нибудь. Но она, видимо, чувствовала, что подвела Нико и Терренса. Всю дорогу к ветеринару она прижимала к себе кота и плакала. Разве так плохо дать ей возможность сделать еще одно доброе дело?

Офис доктора Ченга располагался в бывшем жилом доме. В комнате ожидания пахло благовониями, из-за конторки вышла медсестра и крепко обняла Фиону. Больше там, слава богу, никого не было, ни незнакомцев с пустым взглядом, словно призраков из его собственного будущего, ни знакомых, с кем пришлось бы о чем-то болтать.

– Сегодня день в комнатах ожидания, – сказал Йель.

– Здесь журналы лучше, – сказала Фиона.

На кофейном столике лежала стопка старых номеров «Эсквайра». Однако Йелю нужно было заполнить бланки: здоровье прямых родственников, лекарственные препараты, хирургические вмешательства.

– Ты не должна ждать, – сказал он.

– Я хочу поздороваться с доктором Ченгом. Если вернусь домой, придется смотреть за детьми. Поверь мне, это отпуск.

Он в этом сомневался. Ей, вероятно, пришлось провести самые жуткие моменты своей жизни в этом потертом зеленом кресле, в которое она сейчас уселась.

– Разрешу тебе остаться, если кое-что пообещаешь, – сказал Йель.

Во взгляде Фионы обозначилось нечто среднее между настороженностью и снисходительностью.

– Что ты делаешь для себя в эти дни? Что планируешь на следующий год? Тебе двадцать один. Ты умная. Ты не думаешь, что сейчас… ты не хочешь пойти в колледж?

– То есть теперь, когда не стало Нико?

– Ну… да. И Терренса. Скажу тебе, чего я очень не хочу. Я не хочу, чтобы ты следом стала опекать меня, а потом еще кого-то, и еще, а потом ты оглянуться не успеешь, как тебе пятьдесят, и ты живешь в городе-призраке из нашей старой одежды и книжек.

– Я больше никого не стану опекать. Только тебя. Нико любил тебя, и ты так по-доброму относился ко мне, когда я была мелкой. Помнишь, как ты взял меня в Художественный институт?

– Ага, и ты включила сигнализацию.

– Я вот про что: нам обоим сейчас не помешает друг.

– Мы друзья, Фиона, я просто…

– Ну, давай будем лучшими друзьями. Не смейся, я не в смысле, как будто нам по десять лет! Я в смысле семьи. Давай просто скажем, что мы теперь семья. Давай скажем, что будем звонить друг другу, когда нам грустно. И я буду дарить тебе подарки на день рождения, и все такое.

– Окей, – он не мог отказать ей. – Но мы говорили про колледж.

– О боже, Йель. Я правда не могу представить, что буду радостной гостьей на вечеринках студенческого братства[115]. Что я там буду – сидеть в классе с восемнадцатилетками?

Разница между восемнадцатью и двадцатью одним годами казалась ему смехотворно малой, но он не стал этого говорить. К тому же Фионе в двадцать один могло быть и двести лет.

– Ты могла бы ходить на занятия здесь, в городе. Это по-другому, чем уехать в колледж с общагой и типа бухими ребятами, бренчащими тебе на гитаре. Просто подумай о колледже как об учебе и дипломе. Ты ведь не хочешь вечно быть няней, а?

Он сразу пожалел, что сказал это. Но он участвовал в разговоре только половиной мозга. Другой он думал, позволит ли он доктору Ченгу уговорить себя на что-нибудь сегодня. Он этого не хотел. Он был не готов.

– Твои родители были бы готовы платить? – сказал он.

– Они были бы готовы, но я не возьму и сраного пенни от этих людей. Что бы они мне ни оставили, когда умрут, я все это отдам в пользу исследований СПИДа.

Однако, как полагал Йель, она принимала деньги от Норы. Она бы приняла эскиз. Это ведь был лишь вопрос гордости; судя по всему, она могла получить деньги, если бы действительно хотела. Но Фиона была упрямой. Она никогда не приползет назад, прося об одолжении.

– Мне типа придется обзванивать старых школьных учителей и просить у них рекомендации? Я прогуливала почти все уроки.

– Уверен, они тебя помнят. Уверен, к ним все время кто-то обращается.

Встала медсестра, но только затем, чтобы взять что-то с высокой полки, и снова села.

– Я сам напишу письмо. Дополнительное. Я ведь, по сути, сотрудник университета. То есть я курирую студентов.

Фиона в ответ рассмеялась, на что он и надеялся.

А затем медсестра сказала, что можно входить.