Мы умели верить

– Откуда он взялся? – спросил Джулиан и, к счастью, не стал дожидаться ответа Йеля. – Эй, дружок, ты теперь живешь в пентхаусе! Он тут останется? Ему можно?

– Если у него нет никаких других социальных обязательств.

Глядя на то, как Джулиан держит кота, Йель заволновался, что Джулиан также решит здесь остаться. Но у того уже был заказан билет, и с каждым днем ему все больше не терпелось улететь. Йель снова вышел на улицу и купил Роско лоток и немного корма, а также миску и кошачью лежанку. На выходе из магазина он вернулся и купил ему игрушку – сиреневый мячик с пером.

В четверг приехал эксперт по Фудзите, прилетел из Парижа, встретиться с Биллом. Йелю хотелось подслушивать под дверью. Ему хотелось провести остаток жизни, выстраивая Париж Норы из сахарных кубиков, складывая их один за другим. Он хотел билет в один конец в Париж 1920-х. Ему вспоминались слова Норы о путешествиях во времени. Что за кошмар – двигаться только вперед, в пугающее будущее, все дальше и дальше от всего, что делало тебя счастливым. Только, возможно, она имела в виду другое. Может, она имела в виду, что чем старше ты становишься, тем больше в твоем распоряжении десятилетий, по которым ты можешь перемещаться с закрытыми глазами. Он не мог себе представить, что когда-нибудь ему захочется снова попасть в этот год. Что ж, через одиннадцать дней он узнает свои результаты. И тогда, возможно, его одолеет ностальгия по жизни в этом чистилище, когда он мог подолгу сидеть за столом, цепляясь за соломинку надежды.

Когда Йель тем вечером вернулся домой, Джулиан сидел за столом и читал «Телегид», хотя телевизор был совсем в другом месте. Журнал был старый, оставшийся с тех пор, как здесь останавливались Шарпы. На коленях у Джулиана лежал Роско.

– Это забавно, – сказал Джулиан. – Они как будто взяли интервью у Кермита и мисс Пигги[119].

– Ага, я видел.

– Он настаивает, что они не женаты, а она думает, женаты.

– Смешно. Ты как сам – окей?

– Я выкачусь от тебя через два дня.

Йель присел. Если Джулиан действительно покидал город, Йель мог бы спросить его кое о чем. Он не мог не сделать этого.

– Я еще раз хочу сказать, что не держу на тебя зла за то, что случилось с Чарли. Мне бы надо подсыпать яду тебе в кофе, но я просто не злюсь на тебя. Но ты должен рассказать мне кое-что. Мне нужно знать, действительно ли это был единственный раз.

Джулиан отложил журнал, оставив открытым, словно собирался дочитать. И поднял Роско к груди. Точно щит.

– Окей. Ну… да, по большому счету.

– По большому счету?

– Он как-то брал у меня в рот. Около года назад. Но, что касается… если ты об этом спрашиваешь, тогда ага, только раз.

– Он брал у тебя в рот около года назад.

Йель пытался прикинуть в уме, пытался вспомнить, что происходило в их жизни прошлой зимой. Газета Чарли боролась за выживание. Результаты теста еще не были готовы. Он не был удивлен, но тогда почему его сердце так колотилось?

– Но, слушай, Йель… если ты типа на самом деле хочешь знать об этом? – Йель кивнул. – Он определенно погуливал.

Йель, стараясь дышать ровно, сказал:

– Ты не мог бы поконкретнее?

– Как бы там ни было, он старался держать себя в руках. То есть ты знаешь мое отношение к моногамии. Он ведь такой столп нашего сообщества, или как сказать, но каждые полгода или около того он срывался. Не говорю, что так было все время, но… ты же понимаешь, если ты не ел весь день, тело берет свое и ты съедаешь целый торт? Я просто знаю, что было много типа секса по темным углам. В туалетах на станциях, в парках, такого рода вещи. Он надевал резинки. По крайней мере, он так говорил.

Роско вплывал и выплывал из поля зрения. Джулиан вплывал и выплывал из поля зрения. Туалеты на станциях, куда заглядывали ребята из пригорода, двуличные отцы семейств, «пригородные геи», над которыми посмеивался Чарли. Эти люди были созвучны ему своим чувством вины, презрением к себе. Йель ничуть не верил, что Чарли надевал резинки. Чарли занимался ничем иным, как самоубийством. При самоубийстве не предохраняются. Йель выдохнул единственное слово, на которое у него оставались силы:

– Блядь.

– Как бы там ни было, я думаю, он держался в стороне от нашего типа сообщества. Он не снимал парней в «Парадизе» или где-то еще.

Йель задумался, оберегал ли Чарли свою репутацию или чувства Йеля, а может, и то и другое? Вряд ли все из-за того, что он считал секс с этими ребятами из пригородов менее рискованным.

– Ты пойми, – сказал Джулиан, – что я как раз поэтому не слишком переживал. То есть переживал, но не как если бы ломал что-то нетронутое, понимаешь? И я не был уверен, что вы, ребята, не давали друг другу больше свободы, чем показывали. Наверно, не давали.

– Откуда ты вообще все это знаешь?

Йелю хотелось спросить, кто еще может знать, но он не был уверен, что вынесет ответ. Терренс, по-видимому, считал, что застукал Чарли за случайным трахом. И если знал Джулиан, то Тедди уж точно. Он подумал об Эшере, Ричарде, сотрудниках Чарли.