Мы умели верить

И вот ей пришлось с ним вдвоем тусоваться на этой чертовой вечеринке. Поначалу они оба держались рядом с Ричардом и Сержем, когда на входе их тепло встретила Коринн (в желтой тунике и колье из огромных деревянных бусин), проследила, чтобы им подали выпить, и позвала мужа из соседней комнаты. Борода Фернана Лекле, как и обещал Серж, поражала: белоснежная и вьющаяся, она ложилась ему на грудь, как у мультяшного Санты. Он излучал важность и, казалось, заполнял собой весь холл. «Не стесняйтесь все осматривать», – сказал он, и она сперва не поняла, зачем бы ей понадобилось такое позволение, а потом осознала, что весь дом ломился от поразительных произведений искусства, и гости обнюхивали все углы и задние залы, и даже верхние помещения, чтобы полюбоваться на приобретения Фернана и Коринн. Перед ванной висел Баския; в столовой доминировал портрет из тарелочных осколков Джулиана Шнабеля.

Сперва люди пытались говорить с ней по-английски – Коринн, Серж, немецкий писатель, с которым ее познакомили – но вскоре все уже трещали по-французски, а ей пришлось разговаривать с Джейком. Они оказались на застекленной веранде в задней части дома, куда то и дело заглядывали гости, проверявшие, нет ли здесь чего съедобного или очередного ведерка с шампанским, а может, знаковых кубистических картин.

– Я изучаю его творчество в интернете, – сказал Джейк. – Ричарда. Даже странно, сколько его фотографий мне знакомы, но я не знал, что они его. Ну, которые знаменитые. Тот триптих, я давно им совершенно восхищаюсь. Не представлял, что это Кампо. И, кажется, я видел кое-что с тобой. Да?

Несмотря на бокал в его руке, он теперь выглядел более трезвым, чем в метро. Ей хотелось провалиться.

– На мне было платье в цветочек?

– Нет, ты была рядом с парнем – ты свернулась рядом с ним клубочком на больничной кровати.

Фиона осушила бокал с шампанским, так что защипало в носу.

– Ты спрашиваешь о личном, – сказала она. – Это искусство, но это моя жизнь. Это были мои друзья.

– Я… слушай, я вообще-то ничего не спрашивал. Не думаю, что я задавал вопрос.

– Тоже верно.

– А что ты боялась, что я спрошу?

Она задумалась.

– Ты собирался спросить меня, кто это был, в кровати.

– Эй, хочешь присесть?

– Нет.

Она посмотрела на людей, заглянувших в дверь веранды, но они говорили по-французски и даже не обратили на нее внимания.

– Можно мне… послушай, у меня только один вопрос, и он не об этой фотографии, он о триптихе.

– Господи. Что?

– Извини! Извини. Давай найдем еду.

Она была подавлена событиями, не имевшими никакого отношения к Джейку Остину и его любопытству, но он был подходящим мальчиком для битья. Поэтому она подошла вплотную к нему и заговорила громким голосом:

– Это был Джулиан Эймс. На триптихе. Он был прекрасный человек, актер, и Ричард снял первое фото, когда все было зашибись, а второе – когда Джулиан был в ужасе, потому что знал, что болен, а потом он снял третье, когда он весил примерно сотню фунтов[82].

– Эй, извини, я…

– Мой брат умер в этой дурацкой больнице, куда его положили родители, где все его боялись и никто не знал, что с ним делать, черт побери, и Джулиан приходил туда каждый день. Он был не круче всех, но он был чутким и чувствовал какие-то вещи лучше других. Ты, ты совсем отупел от выпивки, да? А некоторые вообще-то чувствуют. И там была эта медсестра, которая разносила еду, но она не входила в палату. Хотя он все равно не мог ничего есть.

– Это ужасно.

– Заткнись. В общем, в половине случаев это было неважно, потому что Нико был в отключке. Мы поняли только в самом конце, что у него была лимфома центральной нервной системы, а эти идиотские врачи не заметили ее и пичкали его стероидами, что было хуже всего. Но сперва это уменьшило опухоль мозга, так что пару дней у него были эти просветы. Он приходил в себя на десять минут, а потом снова проваливался. И вот у него такой просвет, и тут приходит медсестра и стоит в дверях, с таким важным видом, и начинает читать меню. Со мной там был Джулиан, и Нико пришел в себя, и сестра читала: «Спагетти с тефтелями». И Джулиан встает в ногах кровати Нико и повторяет это своим театральным голосом, словно играет шекспировского короля, а потом показывает… это было что-то между пантомимой и импровизированным танцем. Все это про спагетти, которое накручиваешь на вилку и затягиваешь в рот. А сестра тупо стоит с таким видом: вот поэтому вы все и болеете, только посмотрите на это гомиковское кривлянье. Джулиан подошел к ней вплотную, и заглянул в меню, и объявил, что там было дальше, там был куриный салат, и он станцевал куриный танец. И так он проделал со всем меню, пока там стояла медсестра.

– Поразительно.

– Нет. Было грустно и ужасно. Это был последний раз, когда мой брат пришел в себя.

– Можно спросить, что с ним случилось? С Джулианом.

– А что, блядь, по-твоему, с ним могло случиться?

– Фиона, ты…