Мы умели верить

Когда Роман вернулся, запыхавшись, Йель почувствовал, как Нора тычет ему в колено. Костяшками пальцев. Он понял, что ему не следует подскакивать или спрашивать, что ей угодно. Он скосил взгляд вниз настолько незаметно, как только был способен, и увидел, что она сжимает что-то в кулаке. Она приподняла кулак, и он подставил ладонь. Она хотела что-то передать ему. Почувствовав в руке металлический предмет, он сомкнул пальцы и ощутил его замысловатую форму. И цепочку. Колье.

Он не понял, зачем она это сделала, но засунул колье в карман джинсов, повернув острой частью вдоль паха.

Нора сказала, обращаясь ко всем:

– Слушайте, сегодня я просто порхаю, но как буду чувствовать себя через неделю, сказать не могу, и, если у вас нет других вопросов, я бы хотела, чтобы вы записали следующее, – она указала на Романа. – Все, кого я только читала о Модильяни, уверяют, что он умер от пьянства. Это чушь. Он умер от туберкулеза. Выпивкой он только прикрывал болезнь, потому что это было страшное клеймо. Бывало, на какой-нибудь вечеринке он закашливался, и тогда он притворялся, что не стоит на ногах спьяну и отчаливал. Он ведь в самом деле был немного пьян, поэтому его уловки срабатывали. Он пытался таким образом спасти свою честь, не смешно ли? Вряд ли он думал, что десятилетия спустя люди будут считать, что он спился до смерти. Это меня просто бесит. Вы это записали?

Роман прочитал из блокнота:

– Модильяни умер от туберкулеза, не алкоголя.

– Ха. Вы, однако, кое-что упустили. В другой раз берите диктофон. Теперь мне нужно рассказать вам про Ранко, потому что в книгах вы ничего о нем не найдете.

Но тут в дверях возникла банковская служащая.

– Пришел мужчина, – сказала она, – и просит разрешения к вам присоединиться.

Йель встал. В крови у него забурлил адреналин, побуждая к неразумным действиям.

Но человек, вошедший в комнату, не был Фрэнком. Йель впервые видел его – это был высокий, пожилой чернокожий, отряхивавший снег с плаща, и вид у него был просто взбешенный.

– Герберт! – сказал Билл и, встав из-за стола, приветствовал вошедшего крепким мужским рукопожатием.

И пока все смотрели на них, Нора похлопала Йеля по руке.

– Это для Фионы, – сказала она ему.

Йель кивнул и встал поздороваться с Гербертом.

– Это наш главный юрист, – возвестил он, обращаясь ко всем, к самому себе, ко вселенной.

Всю обратную дорогу до Эгг-Харбор Йель, Билл и Роман голосили и пели песни.

В отеле Йель позвонил Чарли.

– Это хорошо, – сказал Чарли. – Я действительно рад за тебя.

– Ты действительно рад за меня? Да ладно, это же грандиозно! Так говорят, когда встречают бывших на улице: «О, у тебя новый дружок, ты сбросил вес, я действительно рад за тебя». Это же грандиозно! Типа картины буквально в комнате Билла. Я веду тебя в ресторан. Завтра, потому что сегодня мы еще будем здесь. Нужно все отксерить, и дороги замело. Куда ты хочешь? На обед.

– Я подумаю об этом, – повисла пауза, а затем Чарли сказал: – Я действительно рад за тебя. Я просто устал.

Йель чуть было не проговорился насчет дома, о том, что есть такой дом, который он хотел бы осмотреть с Чарли, и хороший знак был, и момент подходящий, но он решил, что это подождет. Он скажет завтра, когда они выпьют вина.

Затем он позвонил Фионе, и она завопила от восторга. Он сказал, что у него кое-что есть для нее, и позвал в галерею, посмотреть на картины.

– О, Йель, – сказала она, – этому было суждено случиться, правда?

Выехав в обратный путь следующим утром – картины упакованы и сложены в багажнике, стопки ксерокопий на заднем сиденье, бумаги подписаны и датированы при свидетелях – они трое разговаривали на полном ходу.

– Мне так неловко перед этой семьей, – сказал Йель. – Может, мы страшные люди, а?

– Этот тип, – сказал Билл, – отнес бы картины не тем реставраторам, не тем оценщикам, его бы обобрали, и ничто бы из этого не попало к экспертам, не говоря о каталогах. Масса мировых произведений искусства была потеряна именно из-за таких вот ребят, как Фрэнк.

– И это сделает галерею, – сказал Йель. – То есть… Прошу прощения, галерея и так в прекрасной форме…

Билл рассмеялся и успокоил его:

– Но у нас еще нет четырех Модильяни.

Роман проговорил с заднего сиденья:

– Вот это охренеть какая первая неделька у меня получилась!

На полпути Йеля пронзила мысль: если бы Нора не отдала им все, она вполне могла бы завещать что-то и Фионе. Один-единственный эскиз мог бы обеспечить ей дорогу в колледж. И Фиона, несомненно, понимала это. Но ни слова не сказала.

2015

Когда Фиона вернулась в квартиру Ричарда, на диване сидел Джейк Остин и разговаривал с Сержем. Ей захотелось рассердиться на него за такое вторжение, что она и позволила себе сделать, но в то же время она почувствовала и облегчение. Потому что теперь никто ее не спросит, как прошел день. И все же, она не ожидала, что этот тип нарисуется сам. Глаза у него были красные, а рубашка расстегнута чуть больше положенного.