Мы умели верить

После смерти Нико мать пила все двадцать лет своей жизни. Фиона понимала, что она раздавлена, но не могла простить ее. За то, как они поступили с Нико – мать и отец. В тот вечер, когда отец выгнал Нико из дома, мать стояла рядом, заломив руки, и рыдала, но ничего не сделала. Она даже не дала сыну денег. Она спустилась в подвал и принесла его спортивную сумку, словно делая одолжение.

Шли годы, и Фиона навещала родителей все реже. И она не давала им видеться с Клэр.

А ведь Клэр, наверное, пошло бы на пользу, будь у нее бабушка и дедушка, семейное гнездо, большая семья.

Наши мосты больше не выдержат ваших знаков любви.

Ну и хер с вами.

Она отцепила руки от перил.

И пошла назад, к Ричарду – поднимаясь по лестнице, она чувствовала запах жареного чеснока.

1986

Утром они поели приторный вишневый коблер, Билл мучился похмельем, и смотрели, как валит снег.

– Он вряд ли прорвется, – сказал Роман. – Юрист.

– Я больше переживаю, – сказал Йель, – что не приедут остальные. Скажут, что надо подождать, пока перестанет снег, мы просидим здесь еще три дня, и все развалится.

Даже задержка на день была чревата происками Фрэнка, вмешательством Сесилии, телеграммой от ректора университета.

– Боже правый, – сказал Билл. – Не рановато звать похоронную бригаду?

Роман промямлил извинение. Его волосы свисали влажными прядями. Одна прядь оставила потек на очках.

– Я в смысле, – сказал он, – никто ведь еще не звонил, так? Это хорошо. Это хороший знак.

Они втроем подъехали к банку в 9:50 и ждали в машине до открытия. В десять они вошли в холл, пытаясь согреться. Йель ругал себя за то, что приехал в туфлях Нико, которые промокли в снегу, и теперь он был в мокрых носках. Но в прошлый раз эти туфли принесли ему удачу, а Йель был суеверен. Почему он не взял вместо них его шарф? Шарф мог даже сохранить запах Нико, запах брюта и сигарет. Любимой шуткой Нико было убеждать людей, что Карли Саймон пела о нем[80], о его абрикосовом шарфе.

«И я так тщеславен! – говорил он всегда. – Так что, сами понимаете, это правда!» («Этот шарф не абрикосовый, – возражал всегда Чарли. – Он серовато-оранжевый». На что Нико отвечал, что всем известно, что англичане – дальтоники.)

Йель избегал смотреть на часы над стойкой. Да, снегопад, да, семья Норы настроена враждебно, но, если сделка не состоится сегодня, это будет его неудача, его позор. Похожие чувства, хотя и в гораздо меньшей степени, он испытывал, выбирая фильм для совместного просмотра: пусть он не мог контролировать происходящее на экране, но это ведь он ставил фильм, и, если кому-то не понравилось, он виноват. Вместо того, чтобы просто смотреть фильм, он воспринимал его глазами Чарли, пытаясь уловить его реакцию, ожидая его смеха. А сейчас ему хотелось, чтобы Билл Линдси испытывал душевный подъем. Ему хотелось, чтобы Роман получил незабываемый опыт. Ему хотелось, чтобы любопытные банковские клерки наблюдали, затаив дыхание, как вершится история мирового искусства.

Снег продолжал падать крупными кружевными хлопьями.

– Боюсь, на дорогах становится только хуже, – сказал Роман.

И в этот момент вошла Дэбра, в коричневом пальто, закутанная в синий шарф по самые глаза.

– Кто-то из вас должен помочь Стэнли выгрузить каталку, – сказала она.

Йель почувствовал, как что-то разжалось у него в пояснице, хотя до этого он даже не замечал мышечного спазма.

Билл вышел к машине, пока Дэбра разговаривала с банковским клерком, и, когда Стэнли с Биллом вернулись, вкатив Нору, все было готово. Вся группа – Фрэнка, слава богу, еще не было – последовала за клерком в комнату с ячейками.

– Наш юрист в пути, – сказал Йель Стэнли.

При необходимости они могли не дожидаться его. Но тогда… тогда, тогда.

Все побросали свои пальто на длинный стол посередине комнаты, но Билл сказал, что стол ему понадобится для осмотра картин. Он протянул всем белые перчатки, которые они оптимистично взяли из музея. Дэбра не стала их надевать.

Нора в кресле подъехала к столу.

– Это просто идеально, не правда ли? – сказала она. – Теперь мы можем вам сказать, я совершенно откупилась от Дэбры.

Дэбра ничего не сказала, только нервозно покрутила кольцо с ключами. Ее пальцы были красными с мороза.

– Здесь хранятся не только картины, – сказала Нора, – и мы решили, пришло время передать кое-что в новые руки. Драгоценности, как вы понимаете.

Йель не очень понял, как Нора сумела задобрить внучку, если Дэбра могла с таким же успехом дождаться ее смерти. Возможно, в таком случае все ее имущество перешло бы к Фрэнку, который, скорее всего, отдал бы ожерелья своей жене.

Йель не решился спросить об этом, но сказал:

– А где ваш отец?

– Мы его убили, – сказала Дэбра. – Я задушила его подушкой.

Нора хрипло расхохоталась.

– Что ж, это решило бы все дело, не правда ли? Не пугай их, душечка, а то еще поверят. Нет, что Дэбра сделала для нас, так это пообещала отцу, что мы ничего не подпишем раньше вечера. Ложь, но ложь невинная.

– Я тоже ему пообещал, – сказал Стэнли.

– Он отсыпается, – сказала Нора.