Это имя было смутно знакомо Фионе. Эсме Шарп. Кто-то из круга Ричарда, когда его карьера пошла в гору, возможно, она встречала ее, когда приезжала на выходные в Чикаго из Мэдисона, беременная или с новорожденной Клэр. А может, она встречала ее после того, как они вернулись в Чикаго в девяносто третьем, когда Дэмиан преподавал в Чикагском университете, а Фиона сходила с ума от скуки в том самом городе, который когда-то захлестывал ее энергией. Начало девяностых прошло как в тумане; Клэр родилась летом девяносто второго, и Фиона переживала состояние, которое сегодня легко определили бы как длительную послеродовую депрессию, которая увенчала ПТСР, преследовавшее ее после восьмидесятых. Она врала своему врачу, что все у нее великолепно, и он не давил на нее с расспросами. Она пыталась посещать занятия для выпускников в университете Де Поля[84]
, но не смогла заставить себя написать ни единой работы. Она смотрела с утра телевизор, интервью со знаменитостями, имен которых не знала. Сидела на скамейках, пока Клэр нарезала круги на детских площадках, зарывалась толстыми пальчиками в холодный песок и застревала на вершине горок. Ясность пришла, только когда Клэр стала ходить в подготовительный класс, а Фиона начала работать в комиссионном магазине – примерно тогда же Ричард улетел в Париж. Это случилось году в девяносто пятом – словно кто-то надел ей новые очки, настроил цвет и включил звук города. Как раз вовремя, чтобы Фиона успела понять, как несчастна она была с Дэмианом, с его вечными нотациями и манерой облизывать зубы языком. Она стала трахаться с одним типом с–
–
Боже, как ей хотелось уйти. Ричард выручил ее, быстро что-то затараторив; похоже, он развеял заблуждения толпы относительно того, что Фиона продавала модные туфли. Она услышала
Она приблизилась к Джейку и прошептала:
– Помоги мне найти еще марли, – сказала она.
– Хочешь, чтобы я спросил хозяев?
– Нет. Просто идем со мной.
Если она могла гонять по улицам на скутере, как подросток, она сможет почувствовать себя подростком и в других отношениях.
Он пошел за ней в холл, совершенно пустой, не считая вешалки с кучей пальто.
– У тебя случайно нет каких-нибудь хороших болеутоляющих? – спросила она.
– К сожалению.
– А сигареты есть?
– Нет, но я бы не отказался.
– А кондом есть?
– Что есть?
– Слушай, – она проверила телефон – ничего, затем вытянула свое пальто из-под других. – Ты ведь пьян, да?
– Не так чтобы.
Он вышел за ней из дома; улицы были пусты.
– Думаешь, ты достаточно трезвый, чтобы найти метро?
Она повернула налево, хотя не была уверена, что идет правильно.
– Я же сказал, я не пьян. Я был слегка под мухой, когда мы пришли, но это выветрилось.
– Ты фиговый алкоголик. Даже не напился.
Она шагала быстро, и он старался не отставать.
– Кто сказал, что я алкоголик?
– Какой-то парень в самолете.
Они остановились на перекрестке и подождали светофора, хотя улицы были пусты.
– Тебе сколько? – сказала она. – Тридцать?
– Тридцать пять. А что?
– Не хочу спать с младенцем. Тридцать пять нормально.
На лице его читалось: он не понимает, шутит она или нет, но также явно читалось, что ему хотелось, чтобы она не шутила.
Она выпила неудачное количество вина для самоанализа. Одним бокалом больше – и она бы сейчас сидела на бордюре, выбалтывая все свои секреты и удивляясь вслух, почему она привыкла считать секс оружием. А выпей она бокалом меньше – и она бы все еще слушала, как Ричард ведет беседу по-французски, и кивала с умным видом. Но в данном случае она выпила как раз столько, чтобы сознавать, как мало ей не хватило для любого из этих вариантов, и не переживать об этом. Она была достаточно пьяна, чтобы ей хотелось переспать с мужчиной, но не настолько, чтобы она отключилась, как только примет горизонтальное положение. Когда они перешли улицу, она хлопнула Джейка по заднице и запустила пальцы ему в задний карман.
Он резко повернулся к ней и обратил на нее