Дэмиан очень поддержал ее в тот год, чтобы она закончила учебу после рождения Клэр. Когда у Фионы были занятия, она забрасывала дочь с бутылочкой к нему на работу, где девочка была маленькой принцессой факультета социологии. Двумя часами позже Фиона забирала Клэр, окруженную студентками, развлекавшими ее погремушками. Дэмиан всегда шел ей навстречу; их брак распался по ее вине, и только. Как-то раз она ему пообещала, что, если у него появится новая подружка, она может ей позвонить, Фиона честно засвидетельствует, что из них двоих это она оказалась неспособной к семейной жизни. Что ее сердце было слишком изношено для настоящей любви. Когда он сошелся с Карен, Фиона напомнила ему свое обещание. «Все в порядке, – сказал он. – Она знает».
– Я все время вижу такое, – сказал Арно. – Что, по-вашему, я расследую? Половина всех случаев связана, скажем так, с
Фиона сказала себе, что не будет кричать на Арно, поскольку нуждается в его помощи.
– Я знала и мужчин, оказавшихся в подобных ситуациях, – сказала она. – Мужчин, которыми вертели женщины. Или другие мужчины.
Арно взглянул на свой телефон.
– Она прислала сообщение.
– О, – сказала она. – Окей. Окей.
И внезапно снова запаниковала. Вставая, она слишком сильно качнулась на стуле, так что пришлось схватиться за край столика, чуть не свалив его.
В других обстоятельствах она могла бы воспринимать это как приключение. Идти, крадучись, мимо соседних квартир, прошмыгнуть внутрь. Но ее трясло от страха, ее мутило. Она боялась, что они найдут что-нибудь ужасное. Фиона не думала, чтобы Курт обижал Клэр, но разве можно знать наверняка? Она вспомнила один из последних разговоров с матерью, перед самой смертью Нико. Фиона ее обвиняла, что она не смогла возразить мужу и позволила ему выгнать Нико. Они разговаривали в больничном кафетерии. И мать сказала ей: «Ты никогда не поймешь чью-то семейную жизнь, кроме своей. И то только наполовину».
Квартира была обшарпанной, с дешевой мебелью. Пахло сладковатой гнилью, словно где-то в стене разлагалась крыса. Большая комната была поделена на зоны: в одном конце незастеленная кровать, в другом – облезлый голубой диван. Маленький кухонный уголок, две пустых тарелки в раковине.
Арно взял с нее слово, что она ничего не будет трогать, так что она стояла с беспомощным видом посреди квартиры и глядела по сторонам, пока он все осматривал.
– В другом шкафу пальто, – объявил Арно, – а в этом платья, – он стоял у открытого шкафа рядом с кроватью. – Узнаете что-нибудь?
Если она и могла что-то узнать, то только одежду, которую Клэр носила на первом курсе или раньше. Она окончательно отбросила мысль, что Клэр жила здесь с Куртом, но исключать этого было нельзя. Вдруг женщина с темными волосами просто любовница Курта? Она подошла к Арно и всмотрелась в открытый шкаф. Пастельные тона, которые Клэр ненавидела. Ничего знакомого. А еще там были купальники и вечерние платья. Непохоже на одежду членов секты.
Арно вынул платье на вешалке, словно в магазине.
– Слишком длинное для Клэр, – сказала она.
На Клэр такое платье тащилось бы по полу. И здесь не было ни детских игрушек, ни кроватки.
На маленьком кофейном столике лежали счета на имя Курта Пирса и конверт на имя Мари Пирс с пустой поздравительной открыткой.
– Мари, – сказала Фиона. – Она может быть француженкой.
– Ну да. Или из Новой Зеландии. Нам ничего о ней не известно.
Фиона заглянула в ванную. Аптечный шкафчик без дверцы.
Ничего необычного, никаких антипсихотиков. Витамины, мази. Пара пачек противозачаточных таблеток. «Осанна» этого не признавала.
Справа от раковины она увидела фото маленькой девочки в пластиковой обложке.
О боже. Ей было года три. Должно быть, это та самая девочка с видео. Должно быть.
Фиона ощутила что-то вроде аллергии – спазм в горле, в груди – и в то же время ей захотелось петь, захотелось схватить Арно и вальсировать с ним по квартире. У девочки были золотистые локоны, а глаза… как у Нико. Она не слишком походила на Клэр, которая всегда, даже в детстве больше напоминала Дэмиана: бледная, хмурая, тонкие губы крепко сжаты. Когда Дэмиан был для Фионы просто профессором социологии, она считала, что его лицо отражало душу и жизнь, преисполненную мудрости. Ей как-то не приходило в голову, что эти черты могут объясняться генами. Но эта малышка! Она была одной из Маркусов. У Нико в детстве были светлые волосы, но, когда он вытянулся и его голос стал ломаться, они потемнели. Фиона в тот год стала вдруг робеть перед братом, перестала понимать, как ей держаться с этим странным юным гигантом. И, по большому счету, она так и не смогла снова научиться быть ему сестрой, потому что через пару лет она стала его сообщницей, его воровкой, его приходящей матерью.
А эта девочка: если постричь ее, одеть в одежду для мальчика в духе 1960-х, это будет Нико.