– Давайте колу мне. Кофеин мне не помешает.
Но Гвен щурится, откидывается на спинку дивана и скрещивает руки на груди.
– Милая моя женщина, я не знаю, – говорит она. Она постукивает пальцем по руке и делает вид, что задумалась. – Что мне думать о вашей работе? Неужели я как платящая клиентка ничего не стою?
– Ты стоишь этого холодного чая, дитя мое, – она ставит его перед дочерью и подмигивает. – Я рада, что впредь ты хочешь платить. Я это запомню.
– О, Боже! Моя мама – шутница! Можно я тебя укушу? – Гвен делает вид, что хочет укусить Кейт, а та со смехом уворачивается, и поднос в ее руке угрожающе покачивается.
Я чувствую о неприятное ощущение в груди и не могу отделаться от воспоминаний о маме. Хотела бы я, чтобы она была хоть немного похожа на Кейт. Чуть нормальнее. Иногда мы дурачились, но это случалось редко. В основном, когда у нее появлялась пара хороших клиентов. Предвкушение следующей дозы приносило ей радость.
Кейт смотрит на часы:
– Если хотите что-нибудь съесть, сейчас самое время. Через двадцать минут сюда придут люди, заказавшие этот столик.
Я заказываю ролл, остальные – по чизбургеру. Мы обсуждаем наши вольные выступления и то, какие мы хотим для них костюмы. Мне даже удается неплохо отгородиться от присутствия Нокса, пока Уайетт вдруг не поднимается со скамейки и не смотрит на нас.
– Эй, домработница, – окликает он. Очевидно, что он пьян. – Можно мне твой номер?
Моя шея багровеет.
– Просто не обращай на него внимания, – бормочет Гвен. – Этот парень – полный идиот.
Именно так я и поступаю. Уайетт еще раз свистит сквозь зубы, как недоразвитый подросток, а затем наконец опускается на скамейку со своей спутницей. Я не понимаю, почему она сразу же не взяла свою дизайнерскую сумочку и не ушла после такого. Более того, ее, похоже, это совершенно не волнует. Она обнимает Уайетта за плечи еще крепче, чем раньше. Невероятно.
Я украдкой смотрю на Нокса. На самом деле, я не хочу этого делать, но не могу сдержаться и все же смотрю. О чем тут же жалею, потому что девушка на его коленях в этот момент что-то шепчет ему на ухо с соблазнительной улыбкой на лице. Нокс резко смеется, поворачивает к ней голову и проводит губами по ее виску.
Я ревную.
Осознание этого факта поражает меня сильно и неожиданно, но я не могу отрицать, что меня пронизывает ледяной холод. В эту секунду я желаю только одного: чтобы того вечера в кинотеатре не было. Он все усложнил.
Я растерянно доедаю ролл, когда изо рта Гвен выпадает огурец, и она удивленно вскрикивает.
– Зацените, – говорит она, кладя смартфон на стол и тыкая в статью в Ice Today. Я удалила приложение новостей, когда уехала из Миннеаполиса. – Джон Питтерс представляет свою новую фигуристку. Он хочет отправить ее на Олимпиаду.
Внезапно земля подо мной начинает трястись. Звон в ушах перекрывает разговоры вокруг, я больше не слышу, о чем говорят Леви и Эрин.
Джон Питтерс.
Мне становится плохо. Один только звук этого имени вызывает у меня головокружение и образы, которые я отчаянно пытаюсь вытеснить. Возникает ощущение, что боль никогда не прекращалась. Я чувствую ее по всему телу.
– Кого?
Это скорее хрип, чем слово, но мне невероятно тяжело произнести его. Я буквально выплевываю его.
Леви проводит рукой по темной бороде и наклоняется над столом, чтобы лучше прочитать статью.
– Кайю Эриксон, – говорит он. – Хм. Не знаю такую.
Я замираю.
Кайю. Мою Кайю.
Она была моей лучшей подругой больше десяти лет, но, похоже, ей нет дела до того, что я сбежала. Похоже, единственное, что ее заботит, – это успех.
– Я ее знаю, – говорит Гвен. – Она заняла первое место на Skate America несколько лет назад. В фигурном катании.
Это правда. Я помню тот чемпионат. Был дождливый день, и я много плакала, потому что не могла участвовать в соревнованиях. Из-за него. Он долго готовил меня к этому дню, вложил всю свою энергию в мое выступление, чтобы потом сломить меня и получить удовольствие от моих страданий. Это был чистый психологический террор: сначала он вознес мои надежды до небес, а затем разрушил их в высшей точке. Думаю, все началось именно в тот год. В мою жизнь ворвался ад на земле. Бесшумно и мрачно, на черных когтях, готовый впиться в мою душу и разорвать меня на части.
– Джон Питтерс… – бормочет Леви, отправляя в рот остатки бургера и размышляя. – Я уже сто лет ничего о нем не слышал. Раньше он был настоящей медийной персоной.
– Точно, – Эрин кивает в знак согласия, потирая веснушки на переносице. – Раньше он постоянно занимал первые места. Когда еще сам выступал. Помню, я всегда болел за него в детстве, когда по телевизору показывали чемпионаты.
Гвен кивает:
– Не знала, что он теперь тренер.
«А я знала».
Меня пробирает ледяной озноб. Не могу заставить себя посмотреть на экран Гвен. Мне ясно, зачем Джон снова пробирается в СМИ. Именно с Кайей. Он заинтересован не в рекламе своей новой бегуньи, а в…