Мы упадем первым снегом

– Ты – ноль в культуре, – говорит Гвен, но с улыбкой. – Я одолжу тебе книги, если хочешь. – Затем она указывает на срез ткани сиреневого цвета, который занимает весь ее стол. – Вот, я работала над ним последние несколько дней, – она нажимает на рычаг своей швейной машинки, чтобы игла поднялась, и вытаскивает ткань. Это платье. Платье для вольной программы. Лицо Гвен светится от гордости, когда она показывает его мне. – Красивое, правда?

Более чем. Бретели изящной елочкой переходят в идеальный вырез, который прикрывает только декольте, обрамляя полностью открытую спину.

– Боже, Гвен! Ты сама его сшила? – я делаю несколько шагов вперед и провожу пальцами по оборкам юбки. – Наверно, у тебя ушла целая вечность, чтобы пришить блестки!

– Покажи ей шлейф, – говорит Эрин, и Гвен поворачивает платье в руках. Узор «елочка» переходит в изящный шлейф в нижней части спины.

– Это не платье для выступления, – говорю я. – Это вечернее платье Кейт Миддлтон.

Гвен смеется и толкает меня в плечо:

– У Кейт Миддлтон карие глаза. Ей бы оно не подошло.

– У тебя глаза тоже карие.

– Да, но и оно не для меня, – она прижимает платье к моей груди и прыгает на месте. – Давай, примерь!

– Ты сшила его для меня?! – у меня перехватывает дыхание. Точно. Последний раз мне делали подарок еще в садике. Джозефине Хэнгстер не понравились ее крокеты, и она затолкала их мне на тарелку. – Гвен, оно… слишком красивое. Я не могу…

– Можешь. Мое уже несколько недель как готово, и если ты его не наденешь, оно так и будет висеть в шкафу без дела.

– Кроме того, мы не можем позволить тебе выйти сегодня на лед в тренировочном платье, – говорит Леви. Он произносит слова «тренировочное платье», сморщив нос, как будто говорит о вшах, которых Джозефина Хангстер заметила на моей голове после того, как подкинула мне крокеты. Я ненадолго зажмуриваюсь, чтобы собраться с мыслями, потому что этот момент для меня слишком тяжел. Пусть это всего лишь платье, но для меня это значит безмерно много.

– Спасибо, Гвен. Правда, спасибо.

Она пожимает плечами, как будто это пустяк. Как будто так и надо. Может, так оно и есть. Что это норма. От мысли, что моя жизнь может быть нормальной, у меня по телу пробегает дрожь, потому что внезапно «норма» – самое прекрасное слово во всем языке. Я и не подозревала, как сильно мне этого не хватает, как сильно мне нужны друзья. С тех пор, как я сбежала, я была крепостью с толстыми стенами, за которыми было хорошо. Безопасно. Но одиноко. Леви, Эрин и Гвен вытащили меня оттуда. Здесь, снаружи, красиво. Порою страшно, но красиво.

Я надеваю платье и кружусь. Леви присвистывает, а Эрин говорит:

– Черт, Пейсли. Не будь я твоим другом, я бы к тебе подкатил.

Гвен опускается в кресло за столом. На ней толстые носки с лицом Фродо по всей длине, и она отталкивается ими от пола, чтобы покружиться на месте. Затем она говорит:

– Если бы ты к ней подкатил, у тебя были бы большие проблемы, Эрин.

Он проводит пальцем по веснушкам на руке:

– Почему?

– Потому что Нокс на нее запал, – сказали Леви и Гвен словно сговорившись. Они смотрят друг на друга, уголки рта Леви подергиваются, а Гвен смеется на свой манер, как будто хрюкает поросенок.

– Можно мы не будем говорить о Ноксе?

Мой голос звучит приглушенно, потому что я натягиваю поверх платья шерстяной джемпер. До кануна Рождества осталась неделя, и сегодня в Аспене проходит рождественский фестиваль на Сильвер-Лейк. Мы, фигуристы из «АйСкейт», покажем часть нашей программы, которую мы откатаем на Skate America. Это, кажется, традиция.

– Почему? – Гвен лягает меня в ногу своими носками с Фродо. – Я думала, вы уже поняли, что между вами происходит.

Я бормочу что-то невнятное в надежде, что тема будет закрыта, но, естественно, этого не происходит.

Гвен прикрывает рот рукой и делает смешное движение, стукаясь компьютерным креслом о клетку с кроликом, отчего кресло вдруг опасно покачивается. Бинг Кросби прижимает уши и прячется в свой домик.

– Ты с ним переспала! – визжит она.

– Боже, нет! Почему ты вечно так думаешь?

– Это ведь Нокс, Пейсли, – Леви убирает со лба темную челку, ползет по полу к клетке и пытается выманить оттуда Бинга Кросби, который смешно попискивает. Пожалуй, это тревожит кролика даже больше, чем наезд кресла Гвен. Леви сдается и оглядывается на меня:

– Даже я считаю его сексуальным, и, думаю, девяносто девять процентов туристок приезжают сюда в надежде встретить его.

– И переспать, – добавляет Эрин.

– Но я не девяносто девять процентов туристов. Эй, можно я нашью вот это на свои гетры?

Я беру серую шерсть из корзины для шитья и показываю ее Гвен. Она кивает, протягивает мне иголку и говорит:

– Между вами что-то произошло. Я хочу знать, что.

С подчеркнутым безразличием я роюсь в сумке в поисках гетр и начинаю зашивать первую дырку.

– С чего вы взяли, что должно было что-то произойти?

– С того, что ты уже несколько дней избегаешь разговоров на любые темы, связанные с его именем.