Мы упадем первым снегом

Когда я отступаю на шаг назад, я вижу, как ее тело расслабляется. Ее плечи опускаются. Она стоит передо мной, надувшись на меня, в экипировке, посреди склона под черным небом и смотрит на меня так, словно я бросаю ее одну на произвол судьбы.

– Почему?

Это слово едва слышно, но оно еще долго висит в воздухе, прежде чем раствориться в вершинах горы Баттермилк.

Уголки моего рта подергиваются. На этот раз мне не удается подавить смешок, и я улыбаюсь. Я опускаю взгляд на землю, расчищаю ботинком снег и снова поднимаю глаза:

– Ты казуар. Вот почему.

– Я… что?

– Казуар.

– Казуар, – повторяет она, как будто хочет почувствовать вкус этого слова на языке. – Что это такое?

– Посмотри в словаре.

Она просто стоит, растерянная, смотрит на меня, но ничего не говорит. Сноуборд издает глухой звук, когда я роняю его в снег, прерывая интимный момент. Если у нас вообще был такой момент. Наверное, был. У нас с Пейсли вечно так. Мы коллекционируем моменты. Моменты, но не более.

– Я не умею кататься на сноуборде, Нокс, – повторяет она, не сводя глаз с доски, а затем переводит взгляд на трассу. Она сглатывает.

– Неважно. Меня хватит на нас обоих. Моя дисциплина – хафпайп, но я могу спуститься с горы и на лыжах. Проще простого.

Она кривит рот:

– Ты такой самоуверенный.

Я приседаю, чтобы расстегнуть крепления сноуборда, и подмигиваю ей снизу:

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть уверенным в себе, когда умеешь что-то делать.

Ее дыхание сбивается. Она еще раз смотрит на трассу, разминает руки перед толстым надувным щитком на груди и с дрожью вздыхает:

– Я не знаю. Вряд ли у меня получится. А вдруг я что-нибудь себе сломаю? Или получу черепно-мозговую травму? Я больше никогда не смогу кататься на коньках, я даже не буду знать, кто я, и…

– Эй, – ее рука в моей, и я даже не помню, как за нее взялся. Ее нежные пальцы слегка подрагивают, как будто она хочет отстраниться от меня, но не отстраняется. Надо бы чаще брать ее за руку, раз уж я знаю, что так делать можно. – Ты поедешь со мной. Мои падения можно по пальцам пересчитать. К тому же это самая простая трасса. До низа совсем недалеко. Всего пара минут. Доверься мне.

Два слова, а столько смысла. Еще когда я их произношу, я понимаю, что сглупил. По ее глазам я вижу, как она перебирает в голове двести восемьдесят пять причин, почему ей не стоит мне доверять. Наверняка, она составляет список, где аккуратно записан каждый мой скандал. «Как глупо, – думаю я, говорить ей о доверии, когда я сам себе не доверяю. – Как глупо».

Но она кивает. По какой-то необъяснимой причине она кивает, надевает шлем на голову и влезает в другие ножные крепления тандемного сноуборда. Я защелкиваю их, дважды и трижды проверяю, надежно ли они закреплены, прежде чем залезть в свои.

– Слушай, тебе нужно будет немного мне помогать, ладно? – видя, как ее глаза округляются от паники, я торопливо добавляю: – Ты же совсем легкая, мне не придется сильно балансировать. Просто стой в полусогнутом положении, да, именно так, и немного помогай руками. Нет, погоди, я покажу, – я поднимаю ее руки в нужное положение, поправляю стойку. – Отлично. Ты почувствуешь, как нужно двигаться, но от тебя не потребуется много усилий. Я все возьму на себя. Просто не маши руками слишком сильно, хорошо?

– Хорошо, – она проглатывает половину слова, и оно становится похоже на «хоршо».

На трассе раздается мой тихий смех:

– Готова?

– Нет.

– Хорошо. Так даже лучше.

Я надеваю очки на нее, затем на себя, и мы трогаемся с места.

Пейсли визжит. Долго, до тех пор, пока хватает воздуха, а затем кричит снова. Но потом она смеется, и это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал. Я не знал, что такое возможно, но мое сердце отзывается, и по всему телу разливается тепло. Пейсли давится слюной, так она громко смеется. Не хочу, чтобы она останавливалась.

Последний раз я чувствовал себя таким счастливым на сноуборде, когда еще не был в профессиональной лиге. Когда я делал это только для себя, просто между делом, когда мне этого хотелось. С тех пор как на меня стали давить, требуя всегда кататься идеально, без ошибок, каждый заезд кажется бесконечным. Я занимаюсь сноубордингом в дисциплине хафпайп, поэтому редко катаюсь ради болельщиков, но даже это – сплошной стресс. Заезд длится не дольше нескольких минут, но они тянутся как часы, пока я твержу себе, что нужно быть быстрее, точнее, элегантнее. Это не весело, давно уже не весело, это сплошное напряжение, постоянный страх оступиться. Разочаровать.

Сейчас мне некого разочаровывать. Сейчас это только для нас, для Пейсли и меня, и мы смеемся. Мы смеемся так, как будто нас не поломало жизнью, как будто мы просто счастливы, и я верю, что в этот момент так оно и есть.