Мы, утонувшие

Но не «папа тру» встретил его на борту барка «Эмма К. Лейтфилд», о нет: там его ждали Исагер и плетка, и на сей раз пришел час довести дело до конца.

Позже Альберт говорил нам, что никогда не забудет тот миг, когда ступил на борт этого судна.

Мы спросили, неужто он и вправду не знал, каково нашему брату приходится на американских кораблях? Что там частенько случаются мятежи, штурмана выбирают не за умение, а за силу и борцовские качества, а кулак и револьвер отдают приказы чаще, чем капитан? Неужели Альберт ровно ничего об этом не слышал?

Альберт отвел глаза и усмехнулся, словно в глубине души все знал, но не желал признаваться.

Затем наш приятель поднял взгляд.

— Нет, — произнес он, — я не подозревал, что будет настолько скверно. Десять месяцев в аду. Что такое ад, я, правда, знал. Но вот как оттуда выбраться — как раз этому проклятый Исагер нас и не научил.

* * *

У мачты «Эммы К. Лейтфилд» стояло семнадцать человек. Шестеро из них были скандинавами. Единственные, на взгляд Альберта, настоящие моряки на борту. Нас его мнение не удивляло: мы всегда стояли за своих. Альберт пришел к такому выводу на основании одного-единственного наблюдения: когда экипаж поднялся на борт, на ногах могли стоять только скандинавы.

К борту корабля подошла шлюпка. Стадо пьяных в стельку французов втолкнули на палубу двух страшных на вид crimps — вербовщиков. У этих сухопутных акул был договор с boardinghouse — пансионом, где карманы французов уже успели освободить от последних деньжат. За ними последовали вдребезги пьяные итальянцы и греки. Третья шлюпка привезла пьяных же англичан и валлийцев. Под мышкой они зажимали маленькие свертки с одеждой. Вот и все их имущество. Волосы нестриженые, лица в шрамах. Из карманов торчат полупустые бутылки с виски. Заплетающимся языком они орали что-то на всевозможных языках, но происхождение у всех было одно: отребье с самого дна портового города.

Толку от них не было никакого. Они вытаращились на якорные цепи, словно понятия не имели, что это за штуки. Задрав голову, с нервным смехом уставились на верхушки мачт. Затем побрели в сторону кубрика и, спустившись по трапу, пропали из виду. В кубрике рухнули, кто прямо на голый пол, кто на койку, и с храпом погрузились в сон.

Капитан Иглтон был относительно молодым человеком с пышными бакенбардами и бегающими глазами. Ему не под силу было поставить себя, как должно, среди этих варваров. Альберт сразу это понял. Капитан попросил Альберта спуститься в кубрик и вынести оттуда бутылки с недопитым виски, а затем приказал выкинуть их за борт. Альберт смотрел на качающиеся в воде бутылки. Иглтону надо было сделать это в присутствии всего экипажа, подумал Альберт, а не потихоньку, когда все забылись пьяным сном.

Альберт заметил, что на баке закреплено большое солидное кресло. Оно походило на трон, но король отсутствовал. Молодому моряку не верилось, что это кресло принадлежит капитану. Ему хватало опыта, чтобы причислить Иглтона к тому типу капитанов, что стараются держаться подальше от палубы, а по возможности — и от экипажа. Так может быть, это кресло штурмана? Вопрос оставался открытым, поскольку штурман не показывался.

Из кубрика донесся ужасный шум, и капитан приказал Альберту выяснить, что происходит. Из темноты слышались гневные вопли.

— Ты украл мой виски, проклятая собака! — кричал англичанин.

Ответ прозвучал на итальянском. А затем, как показалось Альберту, заговорили на греческом. Время от времени слышались фразы, в которых он разбирал отдельные слова, но не мог уловить смысла. Эти моряки столько лет общались с представителями разных национальностей, что под конец все языки у них смешались — настоящее вавилонское столпотворение.

Похоже, драка возникла из-за пропавших бутылок с виски. Послышался звук удара, затем о переборку тяжело ударилось чье-то тело. В чьей-то руке мелькнул нож, раздался стон. Дерущиеся часто и судорожно дышали, в ритме шанти[17], как если бы выбирали якорь. А тут не якорь, а нечто черное и пугающее появлялось из глубин их собственных душ.

Хоть Альберт и стоял в безопасном отдалении, но все же отступил на пару шагов. А что он может сделать в такой темноте? Драка должна отбушевать. Он видел такое и раньше. Это редко кончалось убийством. На следующий день матросы выйдут из кубрика, страдая жутким похмельем, побитые, поцарапанные, с красными глазами, и молча, нехотя впрягутся в работу. Сегодня это звери. А завтра они снова станут моряками.

Не буйства, творящегося в кубрике, боялся Альберт в этот миг, а того, что капитан не имеет здесь власти.

— С дороги!