Мы в порядке

«Мейбл, — хочу сказать я, — у нас осталось так мало времени. Мейбл. Вот я, вот ты. Снегопад закончился. Давай просто посидим».

* * *

Чуть позже мы стоим у раковин в ванной. Мы выглядим усталыми и какими-то другими. Я с минуту пытаюсь подобрать правильное слово — и наконец нахожу его.

Мы выглядим молодыми.

Мейбл выдавливает пасту на щетку. Протягивает мне тюбик.

Она не говорит: «Возьми». Я не говорю: «Спасибо».

Я чищу зубы круговыми движениями — по правилам гигиены, а Мейбл усердно водит щеткой вперед-назад. Я смотрю на свое отражение и тщательно чищу каждый зуб.

Раньше, когда мы вот так стояли в ванной дома у Мейбл, мы всегда болтали. У нас был миллион тем для разговора, требующих немедленного обсуждения, поэтому мы без конца перебивали друг друга и спустя время подбирали обрывки прежних разговоров, чтобы вернуться к ним снова.

Что бы подумали мы прежние, увидев нас теперешних?

Наши тела не изменились, но Мейбл поникла, словно под тяжестью последних дней, а я стояла, устало навалившись бедром на раковину. У Мейбл под глазами мешки, у меня — синяки. Но хуже всего — наше обоюдное отчуждение.

Я не отвечала на миллион ее сообщений, потому что знала: в любом случае все закончится именно так. Случившееся разрушило наши отношения, хотя вовсе их не касалось. И я уверена, что, когда Мейбл вернется в Лос-Анджелес к Джейкобу и своим новым друзьям, когда она будет сидеть на лекциях или кататься на колесе обозрения в Санта-Монике, когда будет обедать в одиночестве перед открытым учебником — она будет той же, что и всегда: бесстрашной, веселой и цельной. Она будет собой, а мне только предстоит узнать, кто я теперь.

Она сплевывает в раковину. Я сплевываю в раковину. Мы синхронно полощем щетки — бульк-бульк.

Вода льется из обоих кранов, пока мы умываемся.

Я не знаю, о чем она думает. Даже представить не могу.

Мы идем обратно по коридору, выключаем свет, забираемся в одинаковые кровати одна напротив другой.

Я лежу в темноте с открытыми глазами.

— Спокойной ночи, — говорю я.

Мейбл молчит.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это из-за Джейкоба… — произносит она и смотрит на меня в ожидании какой-то реакции, но потом сдается. — Может показаться, будто я встретила его и забыла тебя, но это не так. Я пыталась двигаться дальше. Ты не оставила мне выбора. Накануне нашего с ним свидания я отправила тебе эсэмэску: «Помнишь о Небраске?» Я долго не спала — надеялась, что ты ответишь. Так и уснула с телефоном у подушки. Получи я от тебя хоть словечко, я бы не пошла к нему, я бы тебя дождалась, но ты молчала. Нет, я не пытаюсь внушить тебе чувство вины — теперь я все понимаю, правда. Просто хочу, чтобы ты знала, как все случилось. Теперь я счастлива — счастлива с ним, но мы бы не были вместе, если бы ты мне тогда ответила.

Мне больно это слышать, но Мейбл в этом не виновата. У меня в груди по-прежнему ноющая пустота, пропасть, страх. Я уже не могу представить, как, уступив соблазну, целую ее, не могу представить ее руки у себя под одеждой.

— Прости, — говорю я. — Я знаю, что сама исчезла.

Я по-прежнему вижу луну за окном. По-прежнему ощущаю спокойствие ночи. По-прежнему слышу, как Мейбл уверенно говорит, что Дедуля умер — что его больше нет, — и пытаюсь тоже почувствовать эту уверенность.

Я стараюсь не думать о том, что разбила ей сердце, но ничего не выходит, и мне становится еще хуже.

— Прости, — повторяю я.

— Я все понимаю, — отвечает Мейбл.

— Спасибо, что приехала.

Время тянется как резина: я засыпаю и вновь просыпаюсь, и в какой-то момент Мейбл вылезает из кровати и выскальзывает из комнаты. Ее долго нет, и я пытаюсь не уснуть до ее возвращения — и просто жду, бесконечно жду.

Когда я просыпаюсь на рассвете, Мейбл вновь лежит в постели Ханны; она прикрывает глаза рукой, и вид у нее такой, словно она прячется от наступающего дня.

Глава двадцать четвертая

Позже я снова открываю глаза, но ее уже нет рядом. Меня охватывает ужас: неужели я все пропустила, неужели она уехала, а я даже не попрощалась?..

Но на полу лежит, расстегнутая, ее спортивная сумка.

При одной мысли о том, как Мейбл повесит ее на плечо и выйдет на улицу, мне становится дурно. Каждую минуту до этого мгновения я должна потратить с умом.

Я выбираюсь из кровати и вынимаю из пакета подарки, которые купила. Жаль, у меня нет оберточной бумаги или хотя бы какой-нибудь ленточки — придется довольствоваться папиросной бумагой. Я надеваю лифчик, джинсы и футболку и причесываюсь. Почему-то мне не хочется провожать ее в пижаме.

— Привет. — Мейбл стоит у двери.

— Доброе утро, — говорю я, стараясь не расплакаться. — Я сейчас.

Я спешу в ванную и как можно быстрее иду в туалет и чищу зубы, чтобы поскорее вернуться к Мейбл. Когда я возвращаюсь в комнату, она уже застегивает сумку.

— Я тут подумала, что можно завернуть ее в твою одежду, — говорю я, протягивая вазу для родителей Мейбл.