Мы влипли

— Мне никто не нужен, кроме тебя.

Жмусь к Матвею и тянусь к его лицу. Целую в щеку, и мы снова лежим некоторое время.

Все же кто-то должен проявить ответственность, а потому я вновь пытаюсь подняться.

— Сделаю нам чай, от чая ведь ты не откажешься?

— Так хочешь побыстрее сбежать?

Матвей, наконец, разжимает объятия и отпускает.

Я поднимаюсь и начинаю одеваться.

— Я не собираюсь сбегать, просто поставлю чайник, — говорю ему.

Он неопределенно хмыкает.

— Сейчас вернусь.

Стягиваю волосы обратно в хвост и иду в кухню.

Ставлю чайник, а пока вода закипает, начинаю рыться в аптечке в поисках термометра, жаропонижающего и медикаментов для обработки ран.

Через десять минут я, с подносом, на котором стоит все, что нужно, возвращаюсь в комнату.

На улице уже темно, и в комнате тоже царит полумрак. Матвей лежит на кровати, закрыв глаза и неровно дышит.

Подхожу и устраиваю поднос на прикроватном столике.

Сажусь рядом с ним и осторожно кладу ладонь ему на лоб.

Красивые губы трогает легкая улыбка, несмотря на то, что глаза остаются закрытыми.

Горит весь просто адски. Может, стоит вызвать врача?

— Матвей, — зову еле слышно, потому что не могу понять, спит он или нет.

— Что? — отвечает также тихо, и перехватывает мою руку, когда я хочу убрать ладонь с его лба.

— Матвей, я принесла градусник, ты должен померить температуру.

— К черту градусник, лучше иди ко мне.

Он открывает глаза, горящие сейчас в каком-то лихорадочном блеске, и смотрит прямо на меня.

— Нет. Пока ты не выздоровеешь, даже не думай. Но зато я принесла чай и жаропонижающее. А еще все для обработки ран. Ты сейчас же начнешь лечиться.

Матвей отказывается, но в конце концов я уговариваю его выпить все, что принесла. Еще с полчаса я занимаюсь его ранами.

Когда все сделано, я прибираюсь и вновь возвращаюсь в комнату. Присаживаюсь на подоконник и начинаю наблюдать за Матвеем.

Он лежит, подсунув под голову подушку, и смотрит на меня из-под полуопущенных век.

— Нужно вызвать врача, — говорю так, чтобы мой голос звучал максимально убедительно.

Только что я все же заставила его померить температуру. Как я и думала, перевалило за тридцать девять.

— Не нужно.

— А если что-то серьезное?

— Ты же дала мне таблетки. К утру все будет нормально.

— Ты такой упрямый.

— Как и ты.

От его замечания я вспыхиваю, хоть в темноте этого и не видно.

Некоторое время мы проводим в тишине.

Матвей закрывает глаза и, кажется, начинает дремать. Я так хочу, чтобы он побыстрее поправился.

Эта ночь кажется мне нескончаемо длинной, потому что через пару часов Матвею становится хуже, и я реально готова уже звонить в скорую, хоть он просит этого и не делать. Но потом он успокаивается и засыпает.

Мне кажется, лекарство, наконец, начинает действовать, и он уже не такой горячий, каким был только что.

Я еще несколько раз проверяю лоб, а потом укладываюсь рядом с ним.

Не помню, как засыпаю, а когда просыпаюсь, Матвей оказывается буквально в нескольких сантиметрах от меня и крепко спит.

Лежит на животе. Одну руку он сунул под голову, а вторая перекинута поперек моего живота.

Дыхание ровное, а температура…

Я протягиваю руку и осторожно, чтобы не разбудить, касаюсь его лба… судя по всему, спала.

По крайней мере точно не такая высокая, какой была еще несколько часов назад.

Выдыхаю от облегчения.

Осторожно выбираюсь из кровати и иду в ванную комнату.

Привожу себя в порядок и следую в кухню.

Нагло, словно я здесь хозяйка, лезу в холодильник и начинаю деловито мониторить его содержимое.

В детстве, когда я заболевала, мама всегда брала больничный и начинала суетиться вокруг меня. Обязательно варила лечебный куриный бульон и другие вкусные кушанья, например, паровые котлеты. Я решаю заняться тем же.

Поскольку курицы у Матвея нет, также, как вермишели и еще много чего, я лезу в интернет и заказываю доставку продуктов из ближайшего супермаркета.

Через двадцать минут курьер приносит к дверям два увесистых пакета. Я подхватываю их по очереди и оттаскиваю в кухню. Подбираю видео-рецепты, а потом начинаю приготовление.

Спустя примерно час по кухне начинают витать довольно аппетитные ароматы. Почти такие, как кружатся по нашей квартире, когда мама готовит.

Маме, я, кстати, позвонила еще вечером, и предупредила, что остаюсь у Матвея.

— Как я рада, доченька, наконец-то вы помирились, — получила ответ.

Вообще-то, я еще не уверена, что мы помирились. И сегодня в семь отходит последний автобус.

Выключаю плиту и решаю, что нужно сходить и посмотреть, как там Матвей, как слышу за спиной шаги. Еще секунда и он сам вырастает на пороге кухни.

В одних штанах и с голым торсом. Босиком, небритый, хотя двухдневная щетина очень ему идет. А волосы спутаны со сна и лежат сейчас в художественном беспорядке.

Так и хочется подойти к нему и обнять.

Но на лице хмурое выражение.

Когда он видит меня, оно несколько смягчается.

— Полина, — произносит сдержанно, а я улыбаюсь.

— Привет, Матвей. Как ты себя чувствуешь?

— Ты еще не уехала.

— Нет. Вот, приготовила обед. Точно такой, как мне мама готовила в детстве, когда я болела. Сейчас буду тебя кормить. Проходи, садись.