Мы воплотим богов

Когда я нащупал кончиками пальцев лезвие ножа и в последний раз подтянул себя ближе, ее шаги следовали за мной. Протянув руку, я сомкнул ладонь на рукояти. Времени смотреть не было, оставалось только позволить чутью в последний раз пронести меня через боль.

Возможно, в другое время, в другом месте, в ином мире я нанес бы удар и встретил только воздух. Или слегка зацепил ее плечо или руку и тут же рухнул бы, не в силах сражаться дальше. Но здесь и сейчас клинок пронзил плоть, его острие пробило кожу и сухожилия, пролив кровь, которой я мог бы очистить весь мир.

Дрожащей рукой Эзма дотронулась до раны, нащупывая нож – ее нож. Каким знакомым он должен был ей показаться, обещая конец, который не наступит, пока я не выдерну его. Эти последние мгновения, пронизанные болью – скорее пытка, чем подарок. Я смотрел ей в глаза, чтобы убедиться: она понимает, что скоро умрет и ничего не может сделать. Ее пророчество оказалось ложным.

– Вельд, – прошипел я. – Ты поверила в какую-то сказку.

Глаза Эзмы распахнулись, и она судорожно вцепилась в мои пальцы, словно желая убедиться, что я существую.

– Рах, – выдохнула она. – Рах. Рах.

– Что?

– Широкая. Широкая степь. Рах.

Значение моего имени на нашем языке. Ничего нового, но ее крепкая хватка на моем запястье и немигающий взгляд не давали покоя. Я мог бы вытащить клинок, позволить ей упасть и умереть на камнях у моих ног, но не делал этого.

– Рах, – повторила она со сдавленным смехом. – Рах, широкая степь. Вельд. Широкая… широкая степь.

От этого хриплого, жуткого смеха клинок дрожал вместе с ее телом.

– Это ты. Ты построишь… империю. Ты. С самого начала. Имя… прямо у меня под носом. Дай Бог…

Я выдернул нож. Ее рот безвольно открылся, глаза распахнулись, хлынула кровь. Язык шевелился во рту, Эзма пыталась говорить, но голос был не громче вздоха. И все же я вздрогнул. Она пыталась поведать мне свои истины, втягивая обратно в водоворот, от которого меня должна была избавить ее смерть.

– Нет. – Нож снова выпал из моих рук на камни. – Нет. Я не верю в твоего бога и в твою цель. Нет никакого Вельда. Нет священной империи. Это все ложь, написанная давным-давно и переиначенная тобой на свой лад.

Дрожащая рука, которой она пыталась зажать смертельную рану, потянулась ко мне. Широко раскрытые глаза Эзмы не мигали.

– Ты, – почти бесшумно выдохнули ее губы, и все же я никогда не слышал более громкого звука. – Ты.

У Эзмы подогнулось колено, и она рухнула на землю, задыхающаяся, истекающая кровью, сломленная женщина, смерть которой я так хотел увидеть, но глубочайшая радость превратилась в пепел. Эзма больше не указывала на меня и не смотрела, превратившись в груду костей и кожи, но я чувствовал, как ее слова вибрируют в моем теле.

Я отступил на шаг, но ноги не держали. Я ударился о камни сильнее, чем ожидал, все тело словно вспоминало синяки, порезы и раны, каждый сустав и мышцу пронзила боль, будто я горел изнутри. К горлу подступила желчь, мир закружился. Рядом кто-то заговорил на кисианском. Я не понимал, как это возможно, пока не вспомнил, что мы в городе. От меня ускользало что-то важное. Я чувствовал, что должен быть где-то, но никак не мог вспомнить где. Вокруг звучало все больше голосов, а я просто лежал, глядя в небо и уносясь все дальше в потоке телесных страданий.

Эпилоги

36

Дишива

Маленький столик был покрыт самой красивой скатертью, какую я когда-либо видела, с замысловатым золотым узором. Она спадала на пол зеленой волной. На ней лежали два развернутых свитка, придавленные полированными цветными камнями, но рядом с миниатюрными чашками, как будто предназначенными для мышей, даже удивительные камни выглядели банально.

Сидящий в кресле напротив секретарь Аурус читал свиток, хотя наверняка помнил его содержание наизусть. Может, хотел выглядеть дотошным или просто не знал, что еще мне сказать.

Пока Аурус читал (или притворялся, что читает), я наслаждалась видом. Чилтейская делегация расположилась на поле с восточной стороны Харга, покинутого портового городка, который, по словам Ауруса, когда-то обслуживал медные копи окрестных гор, пока не истощились запасы. От города осталось достаточно, чтобы помочь нам обжиться, и, хотя воды здесь неглубокие, порт может принимать плоскодонки, на которых ходит большинство торговцев в море Глаза. Первые купцы уже начали прибывать.

Стоящий у стола писец почесал нос. А слуга рядом, которого привел с собой Аурус, казался высеченным из камня.

Наконец секретарь Аурус откашлялся.

– Похоже, все в порядке, – сказал он, в конце концов встретившись со мной взглядом.

На Аурусе был расшитый ассиметричный наряд из трех слоев ткани, окантованный золотым шитьем и с драгоценностями на поясе. Кольцо на каждом пальце сверкало на полуденном солнце.

– Будем подписывать, ваше святейшество?

– Если вы готовы, ваше роскошество.

Он поморщился.

– Для нас обоих будет лучше, если никто не узнает, что вы сейчас сказали.

– Значит, нужно просто подписать? – спросила я.

– Вы подписываете свой документ, мы меняемся местами и подписываем другой.

– Прямо по-семейному.

– Вы серьезно?