Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

Подумать только, лет пять назад он жаловался отцу в письме, что в Хогвартсе не подают его любимую океанскую рыбу, а матрасы слишком жёсткие, и абсолютно серьёзно настаивал, чтобы к ним в спальню поставили новую кровать с простынями из египетского хлопка и бархатным зелёным балдахином. Будто бы другой человек. Теодор усмехнулся сам себе. Так и есть.

Тот мальчик действительно умер.

Поплачем вместе и споём поминальную песню по милому-славному Теодору Нотту.

Ах, нет. Ему было плевать.

Теперь Тео было плевать на всё: что есть, где жить, чем заниматься и с кем. Он мог одинаково хорошо довольствоваться консервами или изысканным мраморным мясом, он мог спать на земле или в мягкой кровати, для него не существовало никакой разницы с кем трахаться — с красивой, стройной девушкой или с обрюзгшей тёткой. Всё равно. Главное только заткнуть эту звенящую пустоту внутри.

Спроси его кто-нибудь — каков же на самом деле Теодор Нотт?

Он бы честно ответил — пустой.

Как бездна.

Как болотное дно.

Наверное, что-то подобное испытывают поцелованные дементором. А может, останься Нотт сам с собой наедине, он и сам бы стал таким же. Ему было всё равно на чужие слёзы, боль и мольбы, ему было плевать на чужие жизни, которые так легко тухли, как свечки. Тео давно мог лишь только брать, не отдавая ничего взамен.

И то, что хотел, он забирал всегда.

Нотт крепко затянулся, наполняя лёгкие вкусным, тёплым дымом, громкая музыка в его наушниках закончилась, сменившись тишиной, которую сразу же заполнил женский пронзительный визг из прошлого:

— Ты всё такой же ветреный и глупый мальчишка, любовь моя? — некрасивая женщина в памяти визжала так, что её голос даже спустя два года звучал тонко, мерзко и оглушающе громко. — Красивые мальчики всегда выбирают красивых девочек, но ты мой! Мой! Мой… — Когда она кричала, то становилась похожей на лупоглазую рыбу. — Как ты допустил, что она изуродовала твоё прекрасное тело?!

Тело… В наушниках вновь набрали громкость агрессивные аккорды, истеричный женский голос из прошлого утих и отступил. Тео закатал рукав на правой руке и провёл пальцем по неровным буквам шрама. Шлюха. Если Беллатриса изуродовала моё тело, то что сделала со мной ты, любовь моя?

Сквозь тонкую ткань чёрной водолазки нащупал рельеф второго подарка Алекто. Рядом с сердцем, чуть пониже левой ключицы. Улыбайся.

— Я так люблю твою улыбку… Ты же никогда не забудешь, как сильно я тебя люблю? — его девочка хотела, чтоб она навсегда осталась у него в сердце. Можно поздравить, её мечта сбылась.

На секунду у Тео внутри всё сжалось от осознания, в какую глубокую трясину затянула его эта женщина со своей убогой любовью и неуёмной жаждой обладания. Оказывается, если долго пить Приворотное, то это не проходит бесследно. Кто бы мог подумать, да? Но зачем кому-то думать, когда им движет простое, примитивное «хочу».

— Невозможно отменить любовь, пусть и искусственную, не потеряв остальные чувства, — говорили ему целители, и Тео даже мог в этом с ними согласиться. — Это большой риск, не спешите устранять все последствия одним разом, ведь любовь питает каждую эмоцию, вплоть до ненависти. — консилиум из трёх седых, длиннобородых стариков сотрясал воздух впустую и бесполезно пытался до него достучаться. — Поймите, любовь невозможно взять из ниоткуда. Приворотное зелье вытягивает искры тёплых чувств отовсюду и направляет на один-единственный вожделенный объект, а у вас этот процесс длился слишком долго. Год — это очень много. За это время эффект зелья мог подменить собой и разрушить ваше естественное восприятие. Никто не знает, что произойдёт, если вы сейчас выпьете антидот. Может случиться непоправимое. Нам нужно понаблюдать, подобрать более точный состав, мы же не знаем, что входило в то зелье. Ваша невеста говорить с нами отказывается, поэтому мы можем только догадываться и дозировать постепенно, отслеживая ощущения…

Ощущения. Они хоть понимали, о чём говорят? Знали ли эти умники, как Приворотное незаметно уродует, коверкает тебя изнутри, расползаясь в душе, словно болезнь, и вытягивает всё тёплое и светлое, что в тебе есть? Любовь к жизни, к себе, к семье, к другому человеку… Что ты становишься послушной оболочкой и больше не принадлежишь себе, даже в мыслях. Скажи ему Алекто молчать — и он заткнулся бы, скажи отрезать свою руку — исполнил бы с большой любовью.

Теодор каждую секунду чувствовал эту больную тягу внутри себя. Ему хотелось находиться с ней рядом, дышать ароматом её духов с нотками приторного жасмина, ощущать тепло мягкой кожи, смотреть, как она двигается, улыбается, а с другой стороны, разумом он чётко осознавал, что делать этого не хочет. Тео ненавидел то ощущение, когда она прикусывала своими жёлтыми зубами его шею, ненавидел её шершавый язык, скользящий по его телу, ненавидел кислый запах её пота. И от этой двойственности он сходил с ума. Сделать к Алекто шаг и три назад, разбежаться и впечататься губами в сладкий, жадный ротик, а следом вывернуть наружу всё содержимое желудка.