Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

Теодор сломал ей кости, вытер ботинки о её волосы, но опять почувствовал только сухое разочарование. Эксперимент провалился. Он так ждал этой возможности и не испытал ни одной яркой эмоции. Тео склонился над остывающим телом, забрал палочку и тот самый нож, подаривший ему шрамы. А в голове звучал лишь один вопрос — кем он стал?

Нотт не сдержался, громко усмехнувшись вслух, и по его губам растеклась широкая, абсолютно счастливая улыбка. В наушниках играла громкая агрессивная музыка, и кем бы он сейчас ни стал, ему наконец-то снова спокойно: никаких голосов из прошлого, сожалений, лишь благодатная пустота, в которой зрел новый любопытный эксперимент. Он расслабленно вытянул ноги вперёд и потянулся руками вверх до хруста в позвонках, наслаждаясь ощущением натяжения в мышцах. Тео обожал чувствовать напряжение: в теле, в голове, в паху, между людьми — именно вот такие эксперименты и придавали краски его существованию. Шагни дальше, сделай больше, сломай свои грани. И грани других. Тео любил проверять себя и окружающих на прочность. Из этого всегда получалось нечто весьма и весьма любопытное. Но в этот раз, прежде чем начать, ему требовалось тщательно взвесить все за и против. Решить для себя, действительно ли заслуживал результат всех потраченных усилий… потому что останавливаться потом будет уже просто нельзя.

Нотт прикрыл глаза, растворяясь в аккордах, мыслях, и совсем не заметил, как Гермиона очутилась рядом. Обычно Грейнджер производила массу шума, и он с неудовольствием отметил, что слишком глубоко ушёл в себя и потерял бдительность, раз она успела подобраться так близко.

Золотая девочка тихонько похлопала его по плечу, привлекая внимание, и он с неприязнью глянул на худую руку, что так бесцеремонно вторгалась в его личное пространство. Захотелось вырвать тонкие пальцы один за одним. Он прикрыл глаза, представляя, как хрустнули бы её косточки под тяжёлой подошвой его ботинок, если бы он сейчас на них наступил…

Теодор ненавидел чужие касания.

Никто.

Никто не имел права его трогать, пока он сам этого не допускал. Каждый раз, когда кто-то врывался в его личное пространство, Тео испуганно вздрагивал, проклиная самого себя за страх и ожидая вновь ощутить длинные пальцы Амикуса на своём теле. У ублюдка были крупные, красные суставы и неопрятные искусанные ногти с воспалёнными заусенцами. Теодор запомнил каждую бороздку на его коже, шрам, неровность, каждый острый торчащий кусочек кожи, что так кололся при касании. Нотт ненавидел его пальцы. Старший Кэрроу обожал возникать из ниоткуда и проводить своими крючками по особенно чувствительным местам на теле: за ухом, по рёбрам вниз, к животу и ещё ниже, к паху, обводя контуры и сжимая его член всей ладонью… В отличие от Алекто, влюблённое состояние аффекта на её братца не распространялось. Тео особенно отчётливо осознавал всю гамму омерзения, но бездействовал, особенно сильно ненавидя самого себя в эти моменты. Любимая хотела этого, и Нотт не мог ей отказать, поэтому просто безвольно стоял и ждал, когда Амикус уже наиграется.

Теодор тяжело сглотнул горькую от табака слюну и подавил поднимающееся раздражение. Что эта Грейнджер о себе возомнила? Трогает, дёргает его постоянно, бесит. Он мысленно поставил себе галочку в шкалу «против эксперимента», и даже не стал цеплять на себя привычную улыбчивую маску, искренне желая, чтобы она отвалила. Нотт недовольно свёл брови в своей самой грозной гримасе и снял один наушник, всем видом демонстрируя, что не понимает, какого хера ей от него надо.

— Привет, — выдохнула Грейнджер и замерла с недоумённым выражением лица. Она не привыкла видеть его таким. Настоящим. — Не злись, просто хотела узнать, где Малфой. Он мне написал, мы с ним должны были проверить адрес…

Наивная, как новорождённое дитя феи и великана. Уголки губ Тео дёрнулись, но он смог сдержать презрительную ухмылку. Нежизнеспособное и тупое. Драко не стал бы ей писать.

— Он просил помочь тебе, — подчёркнуто равнодушно произнёс Нотт, всё ещё ощущая колючую злость за её непрошенные прикосновения. Это тоже была ложь. Драко матерился и угрожал убить Грейнджер на месте, если она ещё раз куда-нибудь сунется. Но зачарованный блокнот опрометчиво спрятать забыл. Малыш тоже всегда был такой доверчивый. — Я перенесу нас в одно место, которое удалось опознать.

Конечно же, ему вовсе не требовалось её присутствие. Пойти проверить здание на наличие тёмного артефакта — легко. Даже у него одного это не заняло бы много времени.

— Ладно… — с подозрением протянула она и, возможно, хотела что-то спросить, но её лицо вмиг переменилось на нечто радостно-улыбчивое. — О! Моя любимая песня!