Мы всегда жили в замке

– Видишь? – спросил Чарльз, стоя снаружи у крыльца. – Вот он, дом, как я и говорил. И выглядит не так плохо, как раньше, потому что зарос виноградом. Но крыша совсем сгорела, и внутри одни головешки.

– А дамы все еще там, в доме?

– А как же. – Чарльз рассмеялся, а я вспомнила его смех и большое белое лицо, которое смотрело прямо на меня; и, сидя в засаде за дверью, я желала ему сдохнуть. – Они там, не сомневайся, – продолжал он. – И чертовы деньги тоже.

– Ты точно знаешь?

– У них там чертова прорва денег, которых никто даже не считал. Сейф набит битком, в земле клады, куда ни ткни, и бог весть где еще они их прячут. Они никогда не выходят из дому, только прячутся внутри со всеми своими богатствами.

– Послушай, – сказал второй тип. – Они ведь знают тебя, правда?

– Конечно. Я их двоюродный брат. И как-то раз приезжал навестить.

– Как думаешь, нельзя ли выманить одну из них? Типа, поговорить. Может быть, хотя бы подойдет к окну, и я успею ее сфотографировать.

Чарльз задумался. Смотрел то на дом, то на второго типа и размышлял.

– А я получу половину, если ты продашь фотографии в журнал или еще куда?

– Конечно. Обещаю.

– Тогда попробую, – сказал Чарльз. – Спрячься за машину, чтобы они тебя не видели. Они точно не выйдут, если увидят чужого.

Второй тип вернулся к машине, достал фотоаппарат и присел на корточки с другой стороны машины, где мы не могли его видеть.

– Готово, – крикнул он, и Чарльз начал подниматься на наше крыльцо, чтобы встать у двери парадного.

– Конни? – позвал он. – Эй, Конни? Это Чарльз, я вернулся.

Я взглянула на Констанс и подумала, что это в первый раз, когда она видит его в истинном свете. Теперь она тоже знала, что Чарльз привидение и демон, один из множества чужаков.

– Давай забудем все, что произошло, – продолжал Чарльз. Он подошел вплотную к двери и заговорил мягким, чуть заискивающим тоном: – Давай снова будем друзьями.

Я видела его ноги. Одна выбивала и выбивала чечетку о наше крыльцо.

– Не знаю, что ты имеешь против меня, – сказал он. – Я все ждал, что ты дашь мне знать, чтобы я возвращался. Мне очень-очень жаль, если я чем-то тебя обидел.

Жаль, подумала я, что Чарльз не может видеть сквозь стену. Он бы увидел, как мы сидим на полу, каждая со своей стороны двери, слушаем его речи и смотрим на его ноги, пока он умоляюще распинается тремя футами выше наших голов.

– Открой дверь, – очень тихо попросил он. – Конни, неужели ты не откроешь дверь мне, твоему кузену Чарльзу?

Констанс подняла голову туда, где должно было быть его лицо, и неприятно улыбнулась. Наверное, она берегла эту улыбку для Чарльза, на тот случай, если ему взбредет в голову когда-нибудь вернуться.

– Сегодня утром я ходил на могилу бедняги дяди Джулиана, – сказал Чарльз. – Приходил навестить могилу старины Джулиана и увидеть тебя еще раз. – Он выждал минуту, а затем продолжал слегка дрогнувшим голосом: – Я положил пару цветов – ну ты понимаешь – на могилу старого бедняги. Он был отличный парень и всегда так добр ко мне.

За ногами Чарльза я увидела, что из-за машинного бока вылезает второй тип с фотоаппаратом.

– Послушай, – прервал он Чарльза, – ты зря сотрясаешь воздух. И я не могу тратить попусту весь день.

– Как ты не понимаешь? – Чарльз отвернулся от двери, но говорил так же просительно. – Я должен увидеть ее еще раз! Ведь это случилось из-за меня.

– Что?

– По-твоему, отчего бы двум старым девам запираться в доме? Одному богу известно. Я не хотел, чтобы так оно обернулось, – сказал Чарльз.

Мне показалось, что Констанс хочет что-то сказать или, по крайней мере, рассмеяться в голос, и я дотронулась до ее плеча, предупреждая, что надо сидеть тихо. Но она не повернула ко мне головы.

– Если бы я только мог с ней поговорить, – все не унимался Чарльз. – Но в любом случае ты можешь сфотографировать дом. Я буду стоять вот тут или стучать в дверь; я мог бы сделать вид, что барабаню кулаком в дверь.

– По мне, так можешь лечь на пороге и умереть от разбитого сердца, – бросил второй. Он пошел к машине и бросил фотоаппарат на сиденье. – Пустая трата времени.

– И всех этих денег. Конни, – громко позвал Чарльз, – бога ради, да открой же ты дверь!

– Знаешь что, – крикнул второй тип из машины. – Сдается мне, не видать тебе больше серебряных долларов, как своих ушей.

– Конни, – завывал Чарльз, – ты сама не понимаешь, что ты со мной делаешь. Я не заслуживаю того, чтобы со мной обращались подобным образом. Пожалуйста, Конни.

– Собираешься топать в деревню пешком? – спросил второй. Он захлопнул дверцу машины.

Чарльз отошел от двери.

– Ну ладно, Конни, – сказал он. – Слушай внимательно. Если ты меня сейчас отпустишь, я больше никогда не вернусь. Я серьезно, Конни!

– Я уезжаю! – крикнул из машины второй.

– Я говорю серьезно, Конни, я не шучу. – Чарльз спустился с крыльца, но оглянулся через плечо. – Ты видишь меня в последний раз, – сказал он. – Я ухожу. Но одно твое слово, и я останусь.

Я сомневалась, что он вообще уйдет. Я сомневалась, что Констанс сможет сдержать себя; скорее бы он сошел с нашего крыльца и благополучно уселся в машину.