Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Пока я сидел с Синдикубвабо и он излагал доводы, звучавшие как репетиция защиты методом запутывания, которую он готовил для трибунала, у меня сложилось впечатление, что он почти жаждал, чтобы его обвинили, даже предвкушал обвинение — чтобы еще хотя бы на час оказаться в центре сцены. Но, вероятно, Синдикубвабо знал, что в Заире он недосягаем для трибунала ООН. ОН УТВЕРЖДАЛ, ЧТО «ИСТИННО БЕСПРИСТРАСТНОЕ» РАССЛЕДОВАНИЕ МОЖЕТ ТОЛЬКО ОПРАВДАТЬ ЕГО. В качестве примера он вручил мне материал, который считал определяющим рассказом о недавней руандийской истории, — статью, вырезанную из выпуска Executive Intelligence Review, издания крипто-фашистского американского сторонника «теории заговоров» Линдона Ларуша. Я бегло просмотрел ее; статья, кажется, пыталась доказать, что британское королевское семейство через своих угандийских марионеток и в сговоре с другими теневыми организациями, включая Всемирный фонд защиты живой природы, спонсировало истребление руандийского хуту-большинства.

* * *

За креслом Синдикубвабо стоял портрет президента Хабьяриманы. Покойный лидер, наряженный в наглухо застегнутый и украшенный галуном военный мундир, выглядел намного радостнее, чем изгнанный, и мне казалось, что, будучи мертвецом, он и впрямь оказался в более удачном положении. Для своего народа Хабьяримана был истинным Президентом — так говорили мне многие в ооновских лагерях, — в то время как Синдикубвабо считали ничтожеством, который занял этот пост лишь на краткий и несчастливый период. «Он — президент пустого места», — сказали мне несколько разных беженцев. Для своих врагов Синдикубвабо тоже был никем: лидеры РПФ и выжившие после геноцида рассматривали его как выдернутого из низших эшелонов «Власти хуту» в момент кризиса — слугу на месте господина. Выдернутого именно потому, что Синдикубвабо был согласен играть марионетку. Собственный зять Синдикубвабо, министр сельского хозяйства в новом правительстве, во время церемонии массового перезахоронения в Бутаре отрекся от своего тестя как от убийцы и призывал руандийцев не обвинять невинных и не защищать виновных на основе одних только семейных связей.

Однако даже в своем презираемом и дискредитированном положении Синдикубвабо оставался полезным для машины «Власти хуту» — как козел отпущения. Со временем лидеры бывших РВС, которые устроили свою штаб-квартиру на северной оконечности озера Киву, в десяти милях к западу от Гомы, дистанцировались от правительства в изгнании и создали ряд новых политических ширм-организаций, чьи деятели не успели засветиться в геноциде и могли быть представлены миру как «чистые». Главным среди этих организаций было Демократическое объединение за возвращение (ДОВ), чья пропаганда, возлагая вину за беженский кризис на РПФ и призывая к полной амнистии как предварительному условию репатриации, завоевала для партии огромное число сторонников среди гуманитарных работников и журналистов. Старшие офицеры управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) нередко прикладывали особенные усилия, чтобы познакомить меня с лидерами ДОВ, когда я ездил по лагерям. Я не мог этого понять. Они говорили тем же языком, что и Синдикубвабо, и все же «гуманитарии», продвигавшие их, казалось, были убеждены, что они представляют разумные и легитимные голоса эмигрантов. Представителей Демократического объединения за возвращение в Заире, Кении и Брюсселе часто упоминали на радио Би-би-си как «ведущих представителей беженцев». Однако редко осмеливались говорить даже намеками о том, что у ДОВ может быть что-то общее с génocidaires, что на самом деле это движение было теневым режимом «Власти хуту», учрежденным бывшим командованием РВС в Гоме, и что агенты ДОВ контролировали лагеря во всем до последней мелочи, ежемесячно собирая налоги в виде наличных денег или части гуманитарных пайков с каждой беженской семьи в Заире и запугивая беженцев, которые хотели отправиться домой.