Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

В июле 1996 г. генерал Кагаме был с визитом в Вашингтоне и снова объяснял, что, если международное сообщество не может справиться с монстром, которого взращивает в лагерях, это сделает он сам. В Вашингтоне сочли, что Кагаме блефует: представить себе, что Руанда вторгнется в Заир, было все равно что воображать нападение Лихтенштейна на Германию или Францию. Это Мобуту спонсировал вторжения на территорию своих соседей, а не наоборот, и Мобуту по-прежнему оставался главной надеждой Вашингтона в этом регионе. «Порой, — объяснил мне один американский дипломат, — приходится плясать с дьяволом, чтобы сделать Господню работу». И в этом с ним соглашался Париж. Франция оставалась главным защитником «Власти хуту». Отношение к предупреждениям Кагаме среди «африканской команды» набережной д'Орсэ выражалось примерно так: пусть попробует. (В 1995 г. новый французский президент Жак Ширак отказался пригласить нового президента Руанды, Пастера Бизимунгу, на ежегодную конференцию франкоязычных африканских лидеров в Биаррице, которая началась с того, что Ширак предложил провести минуту молчания, чтобы почтить память президента Хабьяриманы — а вовсе не погибших от геноцида, который вершился во имя Хабьяриманы.)

Вскоре после визита Кагаме в Вашингтон армия Бурунди двинулась закрывать все лагеря для руандийцев на своей территории. Комиссия ООН по правам человека протестовала, но, когда правительство Бурунди отказалось дать задний ход, агентство по делам беженцев начало с ним сотрудничать. Вскоре беженцев уже всеми правдами и неправдами уговаривали садиться в грузовики, которые курсировали туда-сюда через границу. За две недели 200 тысяч людей были отправлены домой, и ООН даже принялась называть эту репатриацию добровольной. Руандийское правительство распространило в эфире сообщение о том, что беженцев следует любезно принимать в их родных деревнях и вернуть им дома — и, как правило, именно так и было. Наблюдатели ООН говорили мне, что число арестов было меньше ожидаемого; в некоторых случаях возвращенцы даже сами выдавали известных génocidaires.

Я провел несколько дней, наблюдая за въезжающими из Бурунди конвоями. Когда я спрашивал беженцев, была ли репатриация насильственной, все они отвечали отрицательно. Но когда я спросил, почему они внезапно вызвались отправиться домой, они сказали, что у них не было выбора. Ответ почти всегда был один: «Все ехали. Мы вместе уезжали, поэтому вместе и вернулись». Один мужчина, каменщик, который стоял босой, в обносках среди шестерых своих детей, сказал: «Есть высшие, — он возвел глаза к небу, — которые занимаются политикой и делами человечества, а есть простые люди вроде нас, — взгляд переместился вниз и уперся в его босые ступни, — которые ничего не смыслят в политике и просто работают руками, чтобы есть и жить». Массовое возвращение из Бурунди дало понять яснее, чем когда-либо прежде, что единственным препятствием для такой же репатриации из Заира было умение «Власти хуту» запугивать не только население лагерей, но и все международное сообщество.

— Думаю, мы многое узнали о лицемерии и двойных стандартах людей, которые утверждают, будто хотят сделать этот мир лучше, — говорил мне генерал Кагаме. — Они превращают это в политическую проблему и говорят, что мы не можем получить беженцев обратно, если не простим тех, кто вершил геноцид. — В его голосе прорывалось негодование. — Я говорю им: «Мы же сказали вам, разделите эти группы. Вам не удалось. Если вы — весь мир, вместе взятый, — не способны это сделать, то как вы можете рассчитывать, что мы справимся с этим лучше? Вы мерите нас по стандарту, которого никогда не существовало на этой земле. ВЫ ХОТИТЕ, ЧТОБЫ МЫ ОДНАЖДЫ УТРОМ ПРОСНУЛИСЬ И СТАЛИ ДЕЛАТЬ ВСЕ ПРАВИЛЬНО — ЛЮДИ ХОДЯТ ЗА РУЧКУ ДРУГ С ДРУГОМ, ЗАБЫВАЮТ О ГЕНОЦИДЕ, ВСЕ ИДЕТ ГЛАДКО. АХ, КАКАЯ ПРИЯТНАЯ ТЕМА ДЛЯ РАЗГОВОРА!

Поначалу, сказал мне Кагаме, он полагал, что иметь дело с «людьми, которые совершили серьезные преступления против человечества», будет «обязанностью всего международного сообщества». Он по-прежнему думает, что так и должно быть.

— Но этого не случилось, — сказал он. Так что нам остается только постараться и выиграть еще одну войну.

* * *

Вскоре после того, как в 1994 г. РПФ взял Кигали, старый приятель Кагаме, президент Уганды Мусевени, познакомил его с заирцем по имени Лоран Дезире Кабила — мятежником, который воевал с Мобуту все 1960-е и 1970‑е и теперь надеялся возобновить борьбу. Кагаме, Мусевени и Кабила начали устанавливать связи с заирцами и другими африканцами, которые считали Мобуту угрозой стабильности и прогрессу на континенте.