И ВСЕ ЖЕ ПОСЛЕДНИЙ ПОСТУПОК МОБУТУ-ПРЕЗИДЕНТА ЗАСТАВЛЯЛ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, В ОБЩЕМ СМЫСЛЕ ОН ПОНИМАЛ, ЧТО ПРОИСХОДИТ.
11 мая 1997 г. он приказал эксгумировать останки убитого руандийского президента «Власти хуту», Жювеналя Хабьяриманы, из мавзолея в его поместье в Гбадолите и привезти их в Киншасу транспортным самолетом. Говорят, Мобуту опасался, что приспешники Кабилы могут лишить Хабьяриману места упокоения и надругаться над телом, и хотел, чтобы покойный руандиец был от этого избавлен. Четыре дня и четыре ночи мертвый президент Руанды оставался в самолете на взлетной полосе в Киншасе, в то время как умирающий президент Заира заставил своих сатрапов в последний раз носиться сломя голову, пытаясь понять, что делать с этим дьявольским грузом. Их вердиктом стала кремация, а не обычный конголезский ритуал. Немного поимпровизировав над телом человека, который был верующим католиком, умельцы Мобуту привлекли к заупокойной службе индуистского священника, и Хабьяримана вознесся к небесам в облаке дыма. На следующее утро улетел и Мобуту — сперва в Того, потом в Марокко, где вскоре и умер. И через 24 часа после его отбытия первые отряды РПФ маршем вошли в столицу Заира во главе Альянса Кабилы.Суетясь с последними ритуалами для Хабьяриманы, Мобуту на самом деле устроил пышные похороны для целого поколения африканских лидеров, для которого он — Динозавр, как его давно уже называли, — был образцовым примером: карманный диктатор неоколониализма времен «холодной войны», маньяк, абсолютно коррумпированный, абсолютная погибель для своей страны. За шесть месяцев до этого, когда поддерживаемый Руандой мятежный Альянс вошел в Гому, я поехал прямо в приозерный дворец Мобуту на краю города. Ворота, распахнутые настежь, никто не охранял. Заирский флаг мятой тряпкой лежал на подъездной дорожке. Боеприпасы, брошенные специальным президентским дивизионом Мобуту, захламляли территорию: кучи штурмовых винтовок, ящики с маркировкой TNT, набитые 60‑миллиметровыми минометными дисками. Пять новехоньких черных «Мерседесов» с кузовом седан, сверкающий «Лендровер» и две машины «Скорой помощи» стояли в гараже. Внутри дом представлял собой кричаще безвкусную мешанину зеркальных потолков, мебели, отделанной малахитом и перламутром, хрустальных люстр, гигантских телеэкранов и аудиоаппаратуры самого высокого класса. На втором этаже две одинаковые хозяйские ванные комнаты были оборудованы джакузи.
Гома по большей части представляла собой бидонвиль — городок из времянок. Однажды я остановился у дома знакомого, который уехал, бросив своих собак. Они выставляли носы из-под запертых ворот. Я начал кормить их ооновскими высокопротеиновыми галетами, но тут из-за угла вышли трое мужчин и попросили поделиться с ними. Я протянул коробку первому из них, одетому в лохмотья, и сказал: «Можете взять несколько штук». Его руки молнией метнулись вперед, и в то же мгновение я почувствовал, как коробка вылетела у меня из рук, точно у нее внутри распрямилась пружина. Спутники первого мужчины тут же набросились на него, толкаясь, набивая печеньем рты, выхватывая их друг у друга, и вдоль улицы, которая миг назад казалась такой пустынной, уже бежали другие люди, торопясь поучаствовать в свалке.
Вдоль джакузи Мобуту выстроились запасы банных масел и духов в бутылях, размеры которых заставляли вспомнить Алису в Стране чудес; в каждую помещалось, должно быть, около галлона. Большинство были едва початыми. Но одной из них явно пользовались довольно часто: бочонком шанелевского «Эгоиста».
Он купался в этом одеколоне.
В этом был весь Заир. И подобно знаменитому высказыванию Людовика XIV