История с этой зубной пастой разворачивалась как классическая «мусевенийская» притча об африканской самодостаточности. Мусевени, детство которого прошло в буше, ребенком приучился жевать траву под названием
До столицы Уганды, Кампалы, расположенной на берегу озера Виктория, был всего час лету на север от Кигали. Однако она казалась совершенно иным миром: цветущий город, атмосфера которого была полна ожиданий. Разумеется, и здесь легко было найти людей, которые жаловались на правительство, но их больше всего занимала проблема, насколько быстро режим движется к становлению либеральной демократии или не движется вообще. Руандийцы, чьей главной заботой оставалось их физическое выживание, могли только мечтать обсуждать без страха проблему такого рода.
Мусевени принял меня в павильоне на безупречно чистой территории Дома Правительства, в конце кампальской улицы Виктория-авеню. Он сидел за письменным столом на пластиковом садовом стуле, одетый в незаправленную клетчатую рубашку с коротким рукавом, вельветовые брюки и сандалии. Подали чай. На полке над его столом стояла книга о войне Израиля в Синае, книга вашингтонского журналиста Боба Вудворта «Выбор» (
Ближе к концу войны в Конго, когда победа Кабилы виделась неизбежной, «Нью-Йорк таймс» опубликовала передовицу под заголовком «Тирания или демократия в Заире?» — словно это были две единственные политические возможности, и если не будет одной из них, автоматически будет другая. Мусевени, подобно многим своим современникам среди лидеров стран, именуемых постпостколониальной Африкой, искал усредненную почву, на которой можно было бы заложить фундамент устойчивого демократического порядка. Поскольку он отказывался разрешать многопартийную политику в Уганде, западные эксперты были склонны критиковать Уганду, отказываясь восхищаться его успехами. Но Мусевени утверждал, что, пока не взята под контроль коррупция, пока не развился средний класс с сильными политическими и экономическими интересами, пока нет последовательных национальных общественных дебатов — политические партии обречены вырождаться в племенные фракции или финансовые рэкеты и оставаться уделом стремящейся к власти элиты, если не причиной настоящей гражданской войны.