Если не обращать внимания на словесную форму, он выразил ту же мысль, что и поэт Рильке, когда говорил о любви и искусстве. Но Кагаме говорил о лидерстве в государственном управлении и войне, а самое главное — как всегда — о том, как быть руандийцем. Он хотел найти самобытный способ быть руандийцем, и Руанде такой способ явно был нужен. И все же самобытность — предприятие опасное, а Руанда была опасной страной. Кагаме говорил, что хочет быть «образцом», поэтому обращал внимание на то, какой пример подает, — и, возможно, именно его стремление к самобытности реакции на свое воистину оригинальное положение заставило его осторожничать, не позволяя другим воображать утраченный мир его детства. В нем, конечно же, были чужие влияния, но, похоже, единственным влиянием, о котором Кагаме когда-либо выказывал желание поговорить, была его дружба с другим руандийским беженцем, мальчиком по имени Фред Руигьема (в другой транскрипции Руигема).
— С Фредом, — рассказывал мне Кагаме, — у нас было нечто личное с обеих сторон. Мы росли вместе, почти как братья. Мы были так близки, что люди, которые нас не знали, думали, что мы родились от одних родителей. И, еще будучи детьми, в начальной школе, мы обсуждали будущее руандийцев. Мы росли как беженцы, в лагере для беженцев, в доме, крытом связками соломы. Мы с Фредом читали рассказы о том, как люди боролись за свое освобождение. У нас были представления о наших правах. Так что все это занимало наш ум, даже когда мы были детьми.
В 1976 г., когда они учились в школе второй ступени, Руигьема бросил учебу, чтобы вступить в ряды угандийских мятежников, возглавляемых Йовери Мусевени, которые сражались против Иди Амина, нападая с баз, расположенных в Танзании. Кагаме не виделся с Руигьемой до 1979 г., когда Амин бежал в изгнание, и тогда Кагаме присоединился к своему другу во фракции Мусевени в новой угандийской армии. В 1981 г. бывший диктатор Милтон Оботе снова захватил власть в Уганде, и Мусевени вернулся в буш, чтобы продолжить борьбу. Его тогдашняя армия состояла из 27 человек, включая Руигьему и Кагаме.
Когда новые молодые руандийские эмигранты в Уганде стали вливаться в ряды мятежников, Оботе развязал заразительную ксенофобскую кампанию против руандийского населения Уганды. За массовыми увольнениями и зажигательными речами в октябре 1982 г. последовала кампания убийств, изнасилований и грабежей, и почти 50 тысяч руандийцев были насильственно изгнаны и отправлены обратно в Руанду. Хабьяримана загнал их в лагеря, где многие умирали, а в 1984 г. их снова вытеснили в Уганду. Два года спустя, когда Мусевени взял власть, по меньшей мере 20% личного состава его армии имели руандийское происхождение. Руигьема был близок к верхушке командования армии, и Кагаме стал начальником военной разведки.
И на этом фоне Хабьяримана в 1986 г. объявил, что никакой дальнейшей дискуссии о праве руандийских беженцев на возвращение не будет. На следующий год был сформирован РПФ — как подпольное движение, преданное идее вооруженной борьбы против режима Хабьяриманы. Тито Рутеремара возглавил его политическое крыло, а Руигьема стал зачинателем братства руандийских офицеров в угандийской армии — братства, превратившегося в ядро военной силы РПФ.
— Мы ощущали начало всего этого, сражаясь в Уганде, — говорил Кагаме. — Борьба в Уганде должна была служить нашей цели, и она соответствовала нашим представлениям: мы боролись с несправедливостью. И, пожалуй, это был в то время самый безопасный способ жизни в Уганде для руандийца. Но в глубине души и мыслей мы знали, что наше место — в Руанде, и если наши противники не захотят решить проблемы политическим путем, альтернативой будет вооруженная борьба.
Как-то раз я спросил Кагаме, задумывался ли он тогда о том, что может стать в будущем вице-президентом Руанды и командующим ее национальной армией.
— Мне это и в голову не приходило, — ответил он. — Я даже к этому не стремился. Меня волновали только борьба и сражения с целью восстановить свои права как руандийца. Что именно приблизит меня к этому — это был другой вопрос.