Мы здесь живем. Том 2

— Так оно и есть. Чего ж стоишь? Хватай меня, а то выскочу в форточку, — и я указал рукой на выломанное стекло в двери вагона.

В это время в тамбур заглянула проводница, которой мои сопровождающие отдали мой билет.

Сержант, увидев ее, обратился к ней:

— Он с билетом, — как отмахиваясь от навязчивой мухи, ответила она и скрылась в вагоне.

Я тоже пошел в вагон и сел на прежнее место. Сержант тоже вошел в вагон, но не сел рядом, а стоял в дверях, ведущих в тамбур. Так он стоял, не спуская с меня глаз, до ближайшей остановки.

Но как только поезд тронулся дальше — сержант исчез.

«Или отстал от меня, если не совсем дурак, или пошел сообщать обо мне по поездной рации ближайшему эмвэдэшному посту», — подумал я.

К следующей остановке он был уже снова на своем посту у дверей и не спускал с меня глаз.

«Сволочь и дурак», — глядя на него, думал я.

А через две остановки в вагон влетел патруль из трех человек. Мой пастух сразу кинулся к ним и указал на меня. Старший — не в форменной куртке, но в фуражке эмвэдэшника, очень развязный малый — сразу требует у меня документы.

— Сначала вы свои покажите. Кто вы такие? — взъярился я.

— Что, форму не видишь? — ощерился один патрульный.

— Демонстрируй ее своему начальству, а мне она не авторитет.

Старший молча полез к себе во внутренний карман куртки, а ощерившийся обратился оскорбленно уже к нему:

— Чего ты перед ним…

— Ладно, не лезь! — одернул старший и протянул мне удостоверение начальника оперативной группы с фотографией.

Я протянул ему свою справку. Он ее быстро пробежал глазами, и я заметил в его руке несколько фотографий — он сверял мою физиономию с беглецами в розыске.

Потом справку молча вернул мне, и, ни слова не говоря, они все вышли из вагона.

Успокоился и мой пастух, сел ко мне спиной у окна в проходе следующего купе.

И ехал я дальше без приключений.

Я решил вопреки «советам» и предупреждениям типов в штатском заехать в Москву. Мне не терпелось повидаться со своими друзьями. Некоторых, и очень близких из них, там уже не было. Я говорю о тех, кто 25 августа 1968 года вышел на демонстрацию на Красной площади, протестуя против оккупации ЧССР.

Не было в Москве и П.Г. Григоренко — его замуровали в сумасшедший дом, не было Андрея Амальрика — его уволокли в лагерь на Колыму, в сумасшедшем же доме оказалась Наташа Горбаневская.

Обо всем этом я узнал, будучи в лагере, узнал вопреки цензуре и Сирику, окружившему меня «санитарным кордоном».

Заехать в Москву мне стоило хотя бы для того, чтобы переодеться в свою одежду, взять с собой в Чуну необходимые документы, например трудовую книжку, которая необходима для устройства на работу.

Я доехал до первой крупной станции, на которой северная трасса от Соликамска соединяется с Транссибирской магистралью, — кажется, это была станция Чусовская. На ней я вышел. До ближайшего поезда на Москву нужно было ждать часа два. Была полночь. Толкучки на перроне не было. Я не обнаружил за собой слежки, но решил проверить. Но чтобы не рисковать остаться без билета, я решил сначала купить билет до Москвы, а уж потом проверять. И это была ошибка, я это чувствовал, но тем не менее делать было нечего. Ведь, покупая билет, я выдавал через кассира и номер поезда, и вагон, и даже место. Да и стукач мог стоять за моей спиной в очереди.

Я пошлялся по предутреннему городу, по улочкам, прилегающим к вокзалу, и мне казалось, что никто мной не интересуется, никому я не нужен.

Поезд пришел точно по расписанию, и я спокойно сел в вагон.

Нужно отметить, что я несколько раз прохаживался по залу вокзала, по пустынному перрону и несколько раз попадался на глаза милиционерам. Но ни один из них не обращал на меня внимания. А ведь во мне виден был стопроцентный зэк.

Что это? Шаг вперед в вопросах нашей демократии и законности или совместные рассчитанные действия агентов ГБ и железнодорожной милиции станции Чусовской?

Хотелось бы верить в первое. И несмотря на трагический исход моей затеи с заездом в Москву, я не берусь дать определенный ответ на эти вопросы и сейчас, по прошествии нескольких лет, когда вспоминаю и пишу об этом.

Я специально взял билет не в общий вагон, а в купейный, чтобы проще заметить слежку. Место мне досталось, как по заказу, в пустом купе. Проехав, не выходя из купе, две или три остановки, я вышел в коридор. Напротив моей двери у окна стоял и курил тип, по роже которого я сразу узнал своего «пастуха». Теперь я стал следить за ним. Оказалось, что он ехал в купейном вагоне, не имея ни своего места, ни вещей. Так он и ехал, стоя у моего купе, всю ночь до самого Кирова. В Кирове я выскочил на вокзал и отправил в Москву телеграмму, что буду в Москве утром, часов в восемь-девять. На всякий случай — авось я ошибаюсь, что за мной едут по пятам, — я не указал ни номер поезда, ни время точного прибытия.

«Если не едут со мной, — рассчитывал я, — то, укажи я точное время, перехватят телеграмму и вместо друзей на вокзале меня встретят гэбэшники».

Зайдя в свое купе, я обнаружил попутчика — офицера-артиллериста. Сейчас точно не помню — капитан или майор.