Мы здесь живем. Том 2

— И какое я имею к этому отношение?

— Нам поступил сигнал, и мы обязаны принять меры.

— Какое мне до всего этого дело? — повторяю свой вопрос.

— Есть основания подозревать вас.

— Я ехал в купейном вагоне. В моем купе я был один с вашим агентом-артиллеристом, — последнее слово я произнес с иронией. — Ни в какое другое купе я ни разу не заходил. У моих дверей бессменно дежурил ваш второй агент. Не разыгрывайте комедию с кражей!

— Пропали деньги и документы, — как бы не слыша меня говорил сидевший за столом. — У вас есть при себе деньги и документы? Покажете?

На обыск не напирали — не видели в этом нужды. А я бы потребовал санкции прокурора.

Я показал типу справку — свой единственный волчий документ.

Он стал ее изучать и не то по привычке, не то из каких-то своих соображений стал мне задавать вопросы, как по анкете.

— Я вам дал справку, и там все обо мне сказано. А у меня нет ни нужды, ни желания общаться с вами.

— Сколько вы получили денег при освобождении?

— Я вам ответил на все ваши вопросы. Добавить нечего.

Тип за столом похмыкал, поерзал на стуле, продолжая вертеть в руках мою справку, и начал о том, ради чего меня и сняли с поезда.

— В справке сказано, что вы освобождены и направлены под надзор милиции в Иркутскую область. Так? — он уставился с улыбкой на меня.

— Можете продолжать, — тоже улыбаясь, ответил и я.

— Иркутск во-он где, — протянул он, — а вы поехали в противоположную сторону. — И он опять сделал паузу, глядя на меня и ожидая ответа.

— Ну, ну, продолжайте, не стесняйтесь.

Ему почему-то нравилась эта игра. Он совсем раздобрел и говорил без злобы, а скорее с сожалением, юмором и почти с сочувствием. Остальные в кабинете были манекенами.

— Ну, Марченко, зачем вы приехали в Москву?

— Нельзя?

— Вам нет. У вас надзор.

— Меня здесь арестовали, здесь мои вещи, и я хочу переодеться и увидеться с друзьями. Это что — криминал?

— Вам нечего делать в Москве.

— А кто решает, кому есть что делать, а кому нет? Уж не вы ли?

— Какая вам разница…

— Я требую, чтоб меня отпустили сейчас же…

— Вас никто не держит. Вот разберемся только, и все.

— Нечего мне с вами разбираться.

— Мне с вами тоже. Другие займутся вами.

И меня повели к машине, привезли в какое-то другое отделение при Ярославском вокзале.

Несколько часов держали в дежурке вместе с несколькими пьянчужками. Мы сидели, отгороженные от большого коридора деревянным барьером. Вокруг шныряли милиционеры, в том числе офицеры.

Потом меня вызвали к какому-то полковнику, который пробовал меня спросить: к какой железной дороге относится станция Чуна и где примерно она находится. Я отказался с ним говорить, объяснив причину произвольным задержанием.

После этого меня не трогали до самого вечера.

За это время то и дело приводили и привозили разных нарушителей: за кражи, пьяных дебоширов, в том числе одну женщину средних лет. Привели двух девиц с вокзала — проституток. Они обе молоденькие — лет по семнадцать-восемнадцать, не более. Почти все милиционеры этих девиц знали, и со многими из них они имели какие-то интимные отношения. Сами девицы откровенничали за барьером с пьяными мужчинами, что, мол, вся милиция у них в п… перебывала.

Оказывается, что они здесь частые посетители и их в любой момент могут выслать из Москвы за проституцию. Но пока все обходится простым задержанием на несколько часов.

За время, что я провел в отделе милиции, мне кроме девиц-проституток запомнился один пьяный мужчина лет тридцати пяти, которого подобрали вдрызг пьяным где-то около вокзала. Его привезли вскоре за мной. К вечеру он вполне очухался, поднялся и стал безобразно кривляться. Он воспитывал всех в духе подчинения «органам» — так он величал милицию. С милиционерами он был по-свойски, на равных. Такой обычный тип рядового работника уголовного розыска. Дальнейшее подтвердило мою догадку.

Я уже знаю от своих соседей, когда уходит ближайший поезд, — а он один прямой до Чуны, «Москва — Лена», и ходит только в летнее время. Из Москвы он отходит где-то часов в девять вечера.

Часа за два до отправления поезда меня вновь отвели к полковнику милиции. Зачитали постановление, подписанное генералом милиции, что меня повезут в Чуну в сопровождении работников милиции. Было объявлено, что мне нельзя выходить даже из купе в коридор, а в туалет ходить только в сопровождении, под конвоем. За продуктами будут бегать в вагон-ресторан и на вокзалы на остановках сопровождающие. И велено сидеть тихо и смирно: сотрудники милиции вооружены.

— И вещи не дадите взять?

— Приедете на место, сообщите, и вам пришлют.

— Дайте мне позвонить по телефону друзьям — они разыскивают меня и волнуются!

— Приедете на место и позвоните, — отвечал полковник.

— Вы трус, как и вся власть ваша, — не выдержал я.

— Давай-давай, — спокойно, с чувством своего физического превосходства и с иронией сказал, как пропел, полковник с ромбиком на кителе, поди, выпускник академии МВД — юрист.

К поезду меня повели хитро — до объявления посадки, когда вагон был еще совершенно пустым.