Воет одинокая волчихаНа мерцанье нашего костра.Серая, не сетуй, замолчи-ка,Мы пробудем только до утра.Мы бежим, отбитые от стаи,Горечь пьем из полного ковша,И душа у нас совсем пустая,Злая, беспощадная душа.Всходит месяц колдовской иконой, —Красный факел тлеющей тайги.Вне пощады мы и вне закона, —Злую силу дарят нам враги.Ненавидеть нам не разучиться,Не остыть от злобы огневой…Воет одинокая волчица,Слушает волчицу часовой.Тошно сердцу от звериных жалоб,Неизбывен горечи родник…Не волчиха, родина, пожалуй,Плачет о детенышах своих.
Пять рукопожатий
Ты пришел ко мне проститься. Обнял.Заглянул в глаза, сказал: «Пора!»В наше время в возрасте подобномЕхали кадеты в юнкера.Но не в Константиновское, милый,Едешь ты. Великий океанТысячами простирает милиДо лесов Канады, до полянВ тех лесах, до города большого,Где — окончен университет! —Потеряем мальчика родногоВ иностранце двадцати трех летКто осудит? Вологдам и БийскамВерность сердца стоит ли хранить?..Даже думать станешь по-английски,По-чужому плакать и любить.Мы — не то! Куда б ни выгружалаБуря волчью костромскую рать, —Все же нас и Дурову, пожалуй,В англичан не выдрессировать.Пять рукопожатий за неделю,Разлетится столько юных стай!..…Мы — умрем, а молодняк поделят —Франция, Америка, Китай.
Голод
Удушье смрада в памяти не смылВеселый запах выпавшего снега,По улице тянулись две тесьмы,Две колеи: проехала телега.И из нее окоченевших рук,Обглоданных — несъеденными — псами,Тянулись сучья… Мыкался вокругМужик с обледенелыми усами.Американец поглядел в упор:У мужика, под латаным тулупом,Топорщился и оседал топорТяжелым обличающим уступом.У черных изб солома снята с крыш,Черта дороги вытянулась в нитку,И девочка, похожая на мышь,Скользнула, пискнув, в черную калитку.