Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

В соседних кельях слышен только шорох
Мышей в углах и ангеловых крыл,
И братьев дух молитвенно уныл,
Но я набрал иных мечтаний ворох.

В моих ретортах, колбах и приборах,

Соблазну колдовства предав свой пыл,
Я порошок таинственный открыл,
Которому вы дали имя: порох.

И, вслед за мной, другие воскресят

Тысячекрат мой опыт Прометеев,
Пока, бесовским пламенем объят,
Не рухнет мир ханжей и Добродеев.

И там, на небесах, поймут тогда,

Что в людях меньше проку, чем вреда.

1950

«Течет Гудзон — с утра, как мы, усталый…»

Течет Гудзон — с утра, как мы, усталый.
Как вереницы белых рыб, в волнах
Плывут опустошенные фиалы,
Улики встреч в запретных уголках.

Они ныряют, вытянувшись гордо

Во весь свой полый рост, как будто им
Быть надлежит частицею аккорда
С зеленым лесом, с небом голубым.

Я вижу их — холодных, полусонных

Любовников с попутных пристаней,
Играющих в согласии в влюбленных,
Чтоб позабыть тоску и злобу дней;

Принявших все запреты и препоны

И ложь любви, добытую из книг,
Чтоб обмануть соседей и законы
И обмануть себя хотя на миг.

1954

Александр Браиловский

«Пять адских рек дано узнать поэту…»

Пять адских рек дано узнать поэту:
Стикс — ненависть; терпенье — Ахерон;
Стенанье — Коцит; пламя — Флегетон,
И пятую — реку забвенья — Лету.

Четыре переплыты. Вдалеке,

Окутана безмолвием и мглою,
Струится Лета дымною волною.
Груз тяжких дум потонет в той реке.

«Ты повторился, древний сказ…»

Ты повторился, древний сказ
О новосозданном Адаме:
Я мир увидел в первый раз
Незатемненными глазами.

Ушам раскрылся шум земной,

На дневный свет раскрылись веки,
Летели птицы надо мной,
В далекий путь струились реки,

И зверь, невиданный досель,

Скользил невиданным извивом,
И ветра гулкая свирель
Свистала гимн лесам и нивам.

Я ощутил дыханье трав

И солнца пламень светозарный
И, головой к земле припав,
Дышал и слушал, благодарный.

«Отгрохотали семь громов…»

Отгрохотали семь громов,
Семь молний полоснули твердь,
И над полками облаков
Угрюмой тенью встала смерть.
Зловещим светом озарен
Ее еще недвижный серп,
И ветер, громом оглушен,
Застыл в верхушках темных верб.

«Жизнь пробежала, как в романе…»

Жизнь пробежала, как в романе…
Проснулся. Холод. Тишина.
Деревья в снеговом тумане.
Над ними мертвая луна.
Часы нечаянно нащупал,
Блеснул холодный циферблат…
Не видно стрелок. Ближе к уху:
— Стоят…
Так, может быть, остановилось
Земное странствие души…
Но сердце билось, билось, билось…
Я слышал стук его в тиши.

«Изнеженное поколенье…»