Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

В моих полях была разлита
Везде такая красота…
Как ею жизнь была повита!

Теперь последняя мечта

Ползет бессильно, как улита:
Где радость вешняя добита,
Там смерть всевластно разлита.

15 апреля 1945

Рио-де-Жанейро

Малороссия

Даль степная неоглядна!
На пригорке — ветряки,
У речонки сохнут рядна
И цветные рушники.

Неказиста хаты дверца.

С огородных сорван гряд,
Вон стручков зеленых перца
Под кривой застрехой ряд.

На дивчиноньке — намисто,

Тяжелы в нем дукачи.
Стол готов и прибран чисто:
«Гречаныки у печи…»

Вышиванье

Черный индийский узор,
Шорох шуршащего шелка.
Тешит внимательный взор
Черный индийский узор.
Как наяву до сих пор:
Нитки, наперсток, иголка,
Черный индийский узор,
Шорох шуршащего шелка.

Равенна

La dolce morta[71]

У этих стен, добычею вражды,
Ложились воинов несметные ряды,
И варваров нестройные орды
Сражала римская когорта.
Былых побед отмечены следы,
Но обронила их плоды
Равенна тихая — la dolce morta.

«Отцветает все, пышно цветущее…»

Отцветает все, пышно цветущее,
Угасает все, ярко горящее,
Умолкает все, громко зовущее, —
Но с тобою, провидя Грядущее,
Прозреваю я в нем Настоящее.

«Сохрани, Господь, средь лукавящих…»

Сохрани, Господь, средь лукавящих,
Всех, навек тобой обрекаемых
На позор надежд отвергаемых
Скорбный жребий свой сердцем славящих,
Слово Истины право правящих…

«Там, на Млечном Пути, нет стремленью преград…»

Там, на Млечном Пути, нет стремленью преград,
Там не надо брести шаг вперед, шаг назад:

От живых, не скорбя, приготовлюсь уйти,

Чтобы встретить тебя там — на Млечном Пути.

У камина

Я. И. Вендзягольской

Светло: огонь от дров все выше…
Тепло здесь в старом кунтуше.
Вверху же дым скользит по крыше,
Как вихри злобы — по душе.

Уют внутри, снаружи — стужа.

Казалось: днем нет места лжи,
Но тьма пришла, нам обнаружа,
Что мы — у вражеской межи,

Что мы, как жуткий призрак дома,

Которым властвует зима,
Что нам и ненависть знакома,
И нежность райская сама!

20 июля 1945

Рио-де-Жанейро

За пределами

Переполнена чаша, склонились весы:
Жить осталось не годы, быть может — часы.

И нащупан ногой самый жуткий порог,

За которым ничто или что? Или — Бог?

В двадцать пять, в пятьдесят или в семьдесят лет

На зловещий вопрос недоступен ответ,

Но бессмертному чувству возможно найти

В безысходном к исходу живые пути,

И любви неизбывной надежным ключом

К неизвестному дверь мы с тобой отомкнем,

И в огромном саду иль на темном пруду,

Где я прежней тебя никогда не найду,

Наши тени сольются в нездешнюю плоть,

Чтобы Время с Пространством навек побороть.

1965

Валентин Горянский

Неопалимая купина