Мы живые

Лео проводил их до дверей. Когда он вернулся, Кира все еще стояла в той позе, в которой он оставил ее. Он сказал до того, как она повернулась к нему:

– Кира, мы не будем спорить об этом.

– Есть еще одна вещь, Лео, – прошептала она, – и я не могла сказать тебе об этом при них. Ты сказал, что у тебя ничего не осталось в жизни, а я думала, что у тебя есть… я.

– Я не забыл об этом. И это одна из причин, почему я это делаю. Ты думаешь, что я буду стоять и смотреть, как ты проводишь эти экскурсии и глотаешь сажу над примусом? Этой дуре, Антонине, не приходится проводить экскурсии. Она никогда не надела бы те платья, в которых ходишь ты, даже чтобы помыть пол; да ей и не приходится мыть полы. Скоро и ты перестанешь их скрести. Маленькая глупышка! Ты не знаешь, какой может быть жизнь. Ты никогда не видела ее. Но ты ее увидишь. И я увижу, пока они меня не прикончат. Послушай, даже если бы я знал, что меня расстреляют через шесть месяцев, я бы все равно пошел на это!

Она оперлась о стол, потому что почувствовала слабость. Она прошептала:

– Лео, если бы я умоляла тебя, ради моей любви, ради твоей, если бы я сказала тебе, что буду благословлять каждый час каждой экскурсии, каждый пол, который я скребу, каждую демонстрацию, на которой я должна присутствовать, каждое заседание политпросвета и каждый красный флаг – только бы ты не делал этого, – ты бы все равно сделал так?

Он ответил:

– Да.

* * *

Гражданин Карп Морозов встретился с гражданином Павлом Серовым в ресторане. Они сидели за столом в темном углу. Гражданин Морозов заказал щи. Гражданин Серов заказал чай и французское пирожное. Потом гражданин Морозов подался вперед и прошептал сквозь пар супа:

– Все в порядке, Павлуша. Я нашел человека. Я встречался с ним вчера.

Павел Серов держал чашку у своего рта, и его белые губы едва двигались, так что Морозов скорее угадал, чем услышал вопрос:

– Кто?

– Его имя – Лев Коваленский. Молодой. Нет ни гроша за душой, и не черта не боится. Отчаянный. Готов на все.

Белые губы снова без звука произнесли:

– Надежный?

– Абсолютно.

– Прост?

– Как младенец.

– Будет держать язык за зубами?

– Могила.

Морозов разгрузил тяжелую ложку щей в рот; кусок капусты свисал; он втянул его в рот, звонко чмокнув. Он склонился еще ближе и выдохнул:

– Кроме того, у него плохое происхождение. Отец был расстрелян за контрреволюцию. В случае чего… на него можно будет свалить вину. Аристократ-предатель, знаете ли.

Серов прошептал: «Ладно». Его ложка впилась в шоколадный эклер, и по всей тарелке растекся нежный желтый крем. Его бледные губы резко и без выражения прошептали:

– А теперь слушайте. Я хочу получать свою долю заранее – за каждый груз. Мне не нужны отсрочки. Я не буду просить дважды.

– Да поможет мне Бог, ты получишь все это, Павлуша, не нужно мне говорить это, ты…

– И еще, мне нужна осторожность. Понятно? Осторожность. С этих пор вы не знаете меня, ясно? Если мы случайно встретимся – мы не знакомы. Антонина будет отдавать мне деньги в том борделе, как и договорились.

– Конечно. Конечно. Я все помню, Павлуша!

– Скажите этому бездельнику Коваленскому, чтобы держался подальше от меня. Я не хочу с ним встречаться.

– Конечно. Тебе и не надо.

– Магазин нашли уже?

– Сегодня собираюсь оформить.

– Хорошо. А теперь сидите. Я уйду первым. А вы сидите еще двадцать минут. Понятно?

– Конечно. Да благословит нас Бог.

– Ваш Бог меня не касается. Прощайте.

* * *

Секретарша сидела за столом в конторе железнодорожного депо. Она сидела перед деревянным барьером и очень сосредоточенно печатала, приподняв верхнюю губу и закусив нижнюю. Там, по другую сторону барьера, на грязном, неубранном полу, стояли два стула; шестеро посетителей терпеливо ждали; двое из них сидели. На двери, за секретаршей, было написано: «Товарищ Серов».

Товарищ Серов пришел с обеда. Широкими быстрыми шагами он прошел через приемную конторы, скрипя крепкими, блестящими армейскими сапогами. Шесть голов дернулись, провожая его робкими, молящими взглядами. Он пересек комнату так, словно она была пустой. Секретарша последовала за ним в его кабинет.

Портрет Ленина висел на стене его кабинета, над широким, новым столом. Он висел между графиком, показывающим прогресс на советской железной дороге, и плакатом, на котором было написано большими буквами:

«ТОВАРИЩИ, ИЗЛАГАЙТЕ СВОЕ ДЕЛО БЫСТРО. ПРОЛЕТАРСКАЯ ОПЕРАТИВНОСТЬ – ЭТО ДИСЦИПЛИНА МИРНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА».

Павел Серов достал плоский золотой портсигар из кармана, зажег папиросу, сел за стол и стал просматривать кипу бумаг. Секретарша стояла, робко ожидая.

Вскоре он поднял голову и спросил:

– В чем дело?

– Там эти граждане, товарищ Серов, пришли к вам на прием.

– По какому делу?

– В основном насчет работы.

– Никого не могу принять сегодня. Должен идти на собрание Дорпрофсожа через полчаса. Отпечатала мой доклад на тему «Железнодорожные пути как кровеносные сосуды пролетарского государства»?

– Конечно, товарищ Серов. Вот он.

– Отлично.