– Отличная работа, – сказал он. – Было очень приятно с тобой работать, но, к сожалению, я получил напоминание от твоего начальства – они хотят тебя обратно.
– Что, прямо сейчас?
– К сожалению, у меня не нашлось аргументов, чтобы удержать тебя, но я сказал твоему шефу, что до понедельника мы постараемся управиться, так что у тебя хотя бы есть несколько свободных дней.
– Хорошо.
Эйра закрыла документ на экране. Дело, казавшееся раскрытым. Признание Мейан на первый взгляд не оставляло никаких вопросов. Оно было аккуратным и тщательным до мелочей и объясняло даже вопрос с ключами. Покидая дом, она прихватила с собой ключи Свена, которые торчали в замке, заперла входную дверь снаружи, а ключи бросила в дыру под крылечком. Эйра поняла, что им теперь их там не найти.
Разве что в золе.
У нее уже давно не выпадало несколько выходных подряд.
– Спасибо, – сказала она, – для меня было очень полезно поработать с тобой.
– Рад слышать, – откликнулся ГГ, – но погоди пока с прощаниями.
Им надо было в последний раз съездить в Кунгсгорден.
Трюггве Нюдален сидел на садовом стуле у торца старого сарая. Рядом с колодой для рубки дров лежал топор, пахло только что наколотыми дровами.
Прежде чем выпустить из-под ареста, его коротко допросили, но на тот момент он оказался немногословен. Но спустя какое-то время после признания супруги, да еще в домашней обстановке, он мог стать более разговорчивым.
– Вот собрался поленницу сложить, – сказал Нюдален, – а теперь думаю – зачем?
– Можно мы присядем? – спросила Эйра.
Трюггве пожал плечами и кивнул на веранду, но сам остался сидеть. Она поняла это так, что каждый может взять себе по стулу.
ГГ пожелал, чтобы их разговор был записан, и положил свой мобильный телефон на траву.
Знал ли он о планах своей жены? Планировали ли они это вместе?
– Я бы лучше взял ружье, – сказал Трюггве Нюдален, – и застрелился сам.
Впрочем, насчет жены мысль, пожалуй, была – это верно. Что-то такое ему померещилось.
Что Мейан что-то задумала.
Но он не мог в это поверить.
Он все понял, когда перед ним выложили фотографии охотничьего ножа и комбинезона.
Понял окончательно и бесповоротно.
– Это я виноват, – сказал он, глядя куда-то на макушки деревьев. – Если бы я не сделал того, что сделал, старик был бы сейчас жив. И на кой ляд Хагстрём встрял в это дело? «Это несправедливо, – сказал он, когда я ходил к нему, просил, умолял, – почему один должен быть наказан столь сурово за то, что другому сошло с рук?» Но мне вовсе не сошло
Нюдален сморкнулся между пальцами и вытер руку о штанину.
– Мне вообще нельзя было во все это ввязываться, – сказал он.
– Что вы сейчас имеете в виду?
Трюггве обвел рукой двор. Показал на чистенький опрятный домик и брошенный батут. Детские игрушки лежали аккуратно собранными в песочнице, небольшой пластиковый бассейн в виде лебедя был спущен.
– Семья и прочее. Я не просил об этом. Собирался отправиться на нефтедобывающую платформу. Это стало бы моим приключением. Там, в Норвегии, никого не волнует, откуда ты родом, но она плакала и стояла как скала, когда я собрался уезжать. Тогда-то я и рассказал ей все. О Йевредале и о том, что там случилось. Разумная женщина ушла бы от меня и не стала бы узаконивать со мной отношения, словно это могло спасти меня от самого себя. А потом еще оказалось, что она ждет ребенка. Об аборте она и слышать не желала. Сказала, что если я ее брошу, то она не знает, что с собой сделает.
– Она прежде проявляла склонность к насилию?
– Вы не заставите меня сказать что-то плохое о Мейан. Прежде сначала арестуйте меня.
Плечо больно обожгло – Эйра прихлопнула овода. Теперь, на пике лета, эти насекомые серьезно взялись за дело. Она увидела, как один особенно жирный экземпляр приземлился на предплечье Трюггве, а еще один – на голую щиколотку. Но старик никак не отреагировал на боль от укусов.
В тот день ему показалась, что Мейан такая же, как и всегда. Ближе к обеду она зашла в ванную, где Трюггве чистил слив, хотя он вовсе не был засорен, как она все время об этом ныла. С годами он понял, что проще не спорить с женой, а молча делать то, что она говорит.
– Как-то сегодня тихо и пусто у Хагстрёма, – сказала она. – Может, уехал куда. Или лег в больницу. Так что тебе больше не нужно поднимать эту тему.
Когда Свена Хагстрёма обнаружили мертвым, Трюггве убедил себя, что это несчастный случай. В Бога он не верил. Скорее, это было похоже на лотерею, в которой ему случайно выпал счастливый билет.
Ведь, как и все остальные, он думал, что это сын Улоф его убил.
Когда же подозрение пало на него самого, то тут уже деваться было некуда. Трюггве понимал, что окажется под прицелом, как только все вокруг узнают, кто он есть на самом деле.
– Вот почему я промолчал в тот раз, – сказал он, – иначе бы вы арестовали меня уже тогда.
– Что вы имеете в виду?