Мышеловка

– Героическая женщина, знаете ли, – произнес он. – Сына приговорили к расстрелу, а она держится.

– Так ведь он, насколько мне ведомо, бежал?

– Точно-с. – Доктор удивленно вскинул брови. – А ваша разведка неплохо работает.

– Абвер, – отозвался я. – Для того и прибыл, чтобы навести кое-какие справки.

– Какие же?

– По поводу смерти моего деда. – Я решил, что пора переходить в наступление.

– Зайдем теперь в булочную? – предложил доктор, никак не среагировав на мое заявление.

Пекарня размещалась неподалеку. Лотки со свежеиспеченным белым и ржаным хлебом лежали прямо на прилавке, за которым стоял пузатенький дядя с рыжими усами. А над его головой висел красочный плакат: «Коммунистам, фашистам и гомосексуалистам – хлеба нет и не будет!»

– Суровая неизбежность, – согласился я с призывом на плакате. – А как вы определяете – кто есть кто? Вдруг кто-нибудь из них, теряя разум от запаха булки, прикинется демократом?

– Видите ли, – смущенно ответил за хозяина пекарни доктор Мендлев, – у нас в поселке всего один коммунист. И тот покупает хлеб через соседку. Правильно, Ким Виленович?

– Оно так, – важно согласился рыжий пузырь. – Но бдительность не помешает. – И он вдруг с подозрением уставился на меня, словно определяя, не отношусь ли я к одной из этих трех категорий.

– О нет, – угадал его мысли доктор Мендлев. – Наш гость, вне всякого сомнения, достоин любых хлебобулочных изделий. Ручаюсь.

– И даже по заниженным ценам, – добавил я.

Когда мы вышли на улицу, доктор Мендлев предложил зайти к нему в медицинскую часть, и я согласился. Мимо медленно проехал джип «чероки», в котором сидело два закамуфлированных человека с неподвижными лицами. Я ощутил на себе лишь острые взгляды двух пар глаз.

– И все-таки странно, что у вашего хлебного барона такие прокоммунистические имя и отчество. Как-то это не соотносится с его идейными взглядами. Сменил бы он их, что ли? А в остальном – у вас все, как в Москве. Мне кажется, что я даже никуда не уезжал. Просто столица вдруг уменьшилась до размеров Полыньи.

– Да, забавно, – согласился доктор. – Но это и естественно. С кого же еще брать пример в таких маленьких поселках?

Вскоре мы сидели в его кабинете: он – за своим столом, на котором лежали фонендоскоп, аппарат для измерения давления и даже переносной электрокардиограф, а я – на кушетке, покрытой клеенкой.

– Ну-с, выпьем за знакомство по мензурке чистого медицинского спирта? – предложил доктор Мендлев.

– Ну-с! – согласился я, и он достал из стеклянного шкафчика пузырек.

Мне почему-то этот человек начинал нравиться, хотя я и понимал, что в числе подозреваемых он – один из первых. Но весь его облик как-то не вязался с классическими признаками убийцы.

– Давно ли вы здесь обосновались, Густав Иванович?

– Лет пять.

Мы выжидающе смотрели друг на друга, словно оба знали, что нас интересует больше всего. Но неожиданно я свернул к другой теме.

– А что вы думаете об этой местной легенде? Девушка-Ночь, Волшебный камень…

Я заметил, как доктор испуганно вздрогнул, словно я уколол его в больное место. На мгновение он смешался, в глазах за стеклами очков появилась растерянность. Но он быстро взял себя в руки, плеснув в обе мензурки еще чуточку спирта.

– Ерунда… Ну какая может быть Девушка-Ночь, сами посудите? А вот Волшебный камень действительно существует. Сам ходил к нему не раз и трогал руками. Кстати, он лежит неподалеку от вашего дома. И представляет собой, скорее всего, какой-то осколок метеорита. По крайней мере, то, что он явно космического происхождения – несомненно.

– Вот как?

– Да-с. Молва приписывает ему волшебные свойства потому, что в любое время года он сохраняет тепло. Даже в зимнюю стужу снег вокруг него мгновенно тает. Почему такое происходит, я не знаю. Сколько раз мы писали в Москву, в Академию наук, но никто к нам так и не соизволил приехать. Заняты-с.

– Надо бы сходить, посмотреть. Вот почему его так облюбовала Девушка-Ночь: совершать таинство любви на таком камешке – одно удовольствие. Словно на кровати с подогревом.

– Да нет же никакой Девушки-Ночь, – почти в раздражении отозвался доктор.

– Ну хорошо, хорошо. А скажите, мой дед сильно мешал вашей практике? Ведь вы, кажется, платный доктор?

– Мешал, – думая о чем-то другом, проговорился Мендлев.

– И поэтому вы его убили?

Густав Иванович открыл рот, уставившись на меня, потом закрыл. Затем снова открыл и опять закрыл. Как выброшенная на берег рыба. Я чокнулся с его мензуркой и выпил.

– Ну, знаете ли… это нонсенс какой-то! Шуточки у вас, Вадим Евгеньевич…

В кабинет заглянула медсестра Жанна, этакая рыжая ведьмочка, стрельнув в меня зелеными, жадными глазами.

– К вам пациент, Густав Иванович. Дрынов.

– Проси. – Доктор посмотрел на меня. Я поднялся, чувствуя себя лишним. – Нет, нет, не уходите пока, я вас познакомлю. Это наша газетно-журнальная опора, через него проходит вся пресса. Отчаянный спирит, между прочим…

Вошедший мужчина был высок и бледен, с благородной седой шевелюрой. Долго тряся мне руку и заглядывая в глаза, он поинтересовался: как я отношусь к спиритическим сеансам?