– Нормально, – ответил я. – Особенно если духи ведут себя пристойно.
– Тогда завтра, в десять вечера, я жду вас у себя. Мы собираемся по вторникам.
– Я зайду за вами, – сказал мне на прощанье доктор Мендлев.
А я, немного поразмыслив, направил свои стопы к местной кузнице. Мне очень хотелось побеседовать с лучшим другом моего деда.
Глава 5
Борьба стихий
По дороге к кузнице, которая находилась на окраине поселка, мне встретилась Аленушка – синий цветочек этих не слишком веселых мест.
– Пойдем со мной! – предложил я ей. – Может быть, дядя Потап тебе подковку подарит. На счастье.
– А у меня уже есть одна. Он мне ее выко… вырял, – ответила малышка, но пошла рядом. – А у нас сегодня уроки рано закончились, – сообщила она спустя некоторое время.
– В каком же ты классе?
– В первом. А разве вы знаете дядю Потапа?
– Нет. Вот ты меня с ним и познакомишь. Постой, постой, а почему у вас нет каникул? Сейчас же лето.
– Да это не те уроки, не всамделишные. И не уроки они вовсе. А так.
– Как?
– Так.
– Ну как «так»? – Мне было забавно с ней разговаривать. С детьми вообще надо держать ухо востро, если начнешь задаваться, они быстро тебя раскусят и закроются в своей раковине. У нас с Миленой не было детей, хотя мне очень хотелось, чтобы она родила девочку. Но что за ребенок может появиться на свет, если мать заранее считает его своим врагом, который отнимает у нее молодость, красоту, возможность свободного общения со своими друзьями?
– А так.
Эта игра могла продолжаться бесконечно. Наконец маленькая упрямица смилостивилась. И открыла «страшную тайну»:
– Нам учитель книжки читает. Кому интересно – тот и приходит. Лена и Маринка не ходят, а мне нравится. И Коле тоже. И Роме. А еще Васютке, и Галке, и Свете.
– А Федора ты с собой берешь? – спросил я, вспомнив об обжоре.
– Нет, конечно, – всерьез ответила она. – Что-то он у меня заболел.
– Колбасы объелся. Вот, кажется, мы и пришли.
Двери кузницы были распахнуты настежь, а внутри, где в печи бушевал огонь, выбрасывая языки пламени, в металлическом скрежете и грохоте Гефест Полыньи со своим помощником ковали какое-то непонятное для меня, городского жителя, изделие, напоминающее длинную пику. Потап Ермольник был широк в плечах, жилист, с мускулистой шеей и, кажется, как и его олимпийский бог, тоже прихрамывал. Встретил он меня как-то угрюмо, не выразив никакого восторга по поводу моих родственных связей с его умершим другом. Было ему около шестидесяти, но силушки хватило бы еще лет на двадцать. Такие люди до последнего часа не желают смириться с тем, что должны оставить этот мир. Они будут вгрызаться в жизнь железными зубами, пока смерть не разомкнет их лезвием своей косы. Он искоса поглядывал на меня, поигрывая молотом, который я, наверное, поднял бы с трудом. Помощник Ермольника, молодой парень с вихрастыми соломенными волосами, был столь же дюж, как и его наставник. По-моему, визит Аленушки доставил им гораздо большее удовольствие, чем мой.
– Иди, Степа, погуляй пока, – сказал Ермольник своему помощнику, и тот, усадив на плечо хохочущую Аленушку, вышел из кузницы. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я чувствовал, что мой визит вызывает у этого богатыря неприязнь. Но почему?
– Ну, чего пришел? – грубо произнес Ермольник.
– Хочу поговорить.
– Хочу и дай – вот два слова, которые вы и знаете.
– Зачем вы так? Меня интересует смерть моего деда, – спокойно отозвался я.
– Где ж ты раньше был, парень? Когда он тебя ждал тут. Говорил: вот скоро приедет, скоро уже… Дождался. Приехал.
– Хочу задать вам всего…
– Опять «хочу»! – сердито перебил меня он.
– Ладно. Почему вы установили столь странное надгробие на могиле деда? Скрещенные мечи, руки из земли… Что это все значит?
– Скажу тебе правду. О том меня просил твой дед еще два года назад.
– Но почему?
– Почему? – Кузнец усмехнулся, а угрюмое лицо его от этого как-то сразу подобрело. – Он сам растолковал мне – «почему». Потому что это борьба двух стихий – темных и светлых. Которая происходит не где-нибудь, а в душе человека. Борьба эта вечна и продолжается даже после смерти – так считал твой дед. Вот почему руки тянутся из-под земли – оттуда, где покоится мертвое тело. Понимаешь: борьба после смерти.
– Странно… – произнес я в полной растерянности. – Мне кажется, это уже не похоже на аллегорию… А вы ковали когда-нибудь для деда настоящие мечи?
– Да. Года четыре назад.
– Зачем они ему понадобились?
– Не знаю, парень. Он не всегда посвящал меня в свои замыслы.
– Хорошо, а были ли у него тут враги?
– Что ты имеешь в виду?
– Не думаете ли вы, что его могли убить?
Ермольник хмуро посмотрел на меня, отошел к чану с холодной водой, зачерпнул полную жестяную кружку и долго пил, запрокидывая голову все выше и выше. Затем вытер ладонью губы. И только после этого ответил совершенно будничным голосом:
– Мне незачем думать. Потому что, видишь ли, я знаю.
– Что знаете?
– Что его утопили.
– И молчали до сих пор?! – почти выкрикнул я. – Как? Кто это сделал?
Кузнец произнес всего одно слово: