Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы

Парадокс испорченного зрителя - не более реальный парадокс, чем парадокс вымысла. Если кинематографическое удовольствие требует тех вещей, о которых говорит Малви, то это важная общая характеристика того, что требуется для того, чтобы человека развлекал фильм, или определенные жанры кино и литературы, или, возможно, чтобы его вообще развлекали. И если наличие аудитории зависит от того, как ее развлечь, то фильмы, не способные доставить такое удовольствие, не будут иметь аудитории. О таком положении вещей можно сказать многое, но ничего парадоксального в нем нет.

 

Малви говорит о новом языке кино - свободном от тех предосудительных элементов, которые, по ее мнению, доминируют в современном мейнстриме. Однако для нового языка нужны новые носители и новая аудитория. Как это возможно? Если вуайеризм и т.п. являются неотъемлемой частью кинематографического удовольствия, то это должно сильно ограничивать новый вид несексистского кино, на который надеется Малви. Если развлечение зависит от тех негативных черт, на которые указывает Малви, то ее новое кино не будет развлекать людей.

 

Малви (1993 [1975]: 123) говорит

 

Кинематографические коды создают взгляд, мир и объект, тем самым создавая иллюзию, урезанную в меру желания. Именно эти кинематографические коды и их связь с формирующими внешними структурами должны быть разрушены, прежде чем можно будет бросить вызов мейнстриму и тому удовольствию, которое он доставляет. Для начала (в качестве завершения) можно разрушить вуайеристско-скопофилический взгляд, который является важнейшей частью традиционного киноудовольствия.

 

Даже если не говорить о психоанализе, есть веские основания (например, взгляды на природу и психологию человека), чтобы оспорить мнение Малви о том, что кинематографические коды, о которых она говорит, могут быть разрушены.6 Но если предположить, что их можно разрушить? Если кино должно доставлять удовольствие, то оно должно найти замену удовольствиям, коренящимся, например, в вуайеристско-космофилическом взгляде. Но почему предполагается, что такие заменители могут быть найдены?

 

Малви, по-видимому, не затрагивает этот вопрос. Она пишет (1993 [1975]: 123):

 

Первый удар по монолитному накоплению традиционных киношных условностей (уже предпринятый радикальными кинематографистами) - освободить взгляд камеры от его материальности во времени и пространстве, а взгляд зрителя - от диалектики и страстной отстраненности. Несомненно, это разрушает удовлетворение, удовольствие и привилегию "невидимого гостя" и подчеркивает зависимость кино от вуайеристских активно-пассивных механизмов. Женщины, чей образ постоянно крадут и используют в этих целях, не могут смотреть на упадок традиционной киноформы с чем-то большим, чем сентиментальное сожаление.

 

Таким образом, признавая и отмечая тот факт, что приемы радикальных кинематографистов могут разрушить "удовлетворение, удовольствие и привилегию "невидимого гостя", она не объясняет, какими могут быть новые источники кинематографической привлекательности - как и не дает четкого представления о том, как они должны быть получены. А ведь каждый, кто ходит в кино, чтобы развлечься, скажет вам, что без такого источника кинозрителей больше не будет.

 

Только с помощью воспитания сознания новое кино может найти нового зрителя. Но далеко не очевидно, что даже воспитание сознания может быть достаточным для создания аудитории, удовольствия которой качественно отличаются от удовольствий прежних зрителей. Необходимо, как представляется, не повышение сознания, а повышение бессознательного. Психоанализ утверждает, что аспекты бессознательного (или предсознательного) могут быть интимизированы, доведены до сознания и обработаны таким образом, чтобы позволить людям преодолеть определенные невротические тенденции. Однако в психоанализе, по крайней мере, во фрейдистском психоанализе, мало оснований для предположения, что человеческая психика может быть изменена так, как, по мнению Малви, необходимо для становления новой, просвещенной кинематографической аудитории - аудитории, способной испытывать альтернативные кинематографические удовольствия. При определенном прочтении психоанализа извращенные удовольствия являются конститутивными для человека, конститутивными для самого удовольствия. Если от некоторых форм открытого сексизма и предрассудков можно избавиться, то надежды на то, что от вуайеризма и мазохизма (и связанных с ними удовольствий) можно или нужно избавиться, мало. Именно от этого зависит наше удовольствие от кино и, конечно, от многого в жизни.

 

Однако не все потеряно, поскольку не все формы вуайеризма, фетишизма, мазохизма, садизма и т.д. вредны. Фетишизм вреден только в том случае, если, например, человек в конце концов более или менее полностью выбирает не человека, а обувь. Например, посмотрите, что говорит Фрейд (1993 [1927]: 27) о фетишизме: