Я недаром вздрогнул. Не загробный вздор.В порт, горящий, как расплавленное лето,разворачивался и входил товарищ «ТеодорНетте».Это — он. Я узнаю его.В блюдечках-очках спасательных кругов.— Здравствуй, Нетте! Как я рад, что ты живойдымной жизнью труб, канатов и крюков.Подойди сюда! Тебе не мелко?От Батума, чай, котлами покипел…Помнишь, Нетте, — в бытность человекомты пивал чаи со мною в дип-купе?Медлил ты. Захрапывали сони.Глаз кося в печати сургуча,напролет болтал о Ромке Якобсонеи смешно потел, стихи уча.Засыпал к утру. Курок аж палец свел…Суньтеся — кому охота!Думал ли, что через год всеговстречусь я с тобою — с пароходом.За кормой лунища. Ну и здорово!Залегла, просторы надвое порвав.Будто навек за собой из битвы коридоровойтянешь след героя, светел и кровав.В коммунизм из книжки верят средне:«Мало ли, что можно в книжке намолоть!»А такое — оживит внезапно «бредни»и покажет коммунизма естество и плоть.Мы живем, зажатые железной клятвой.За нее — на крест, и пулею чешите:это — чтобы в мире без Россий, без Латвий,жить единым человечьим общежитьем.В наших жилах — кровь, а не водица.Мы идем сквозь револьверный лай,чтобы, умирая, воплотитьсяв пароходы, в строчки и в другие долгие дела.Мне бы жить и жить, сквозь годы мчась.Но в конце хочу — других желаний нету —встретить я хочу мой смертный частак, как встретил смерть товарищ Нетте.1926
16. Евпатория
Чуть вздыхает волна, и, вторя ей,ветерок над Евпаторией.Ветерки эти самые рыскают,гладят щёку евпаторийскую.Ляжем пляжем в песочке рыться мыбронзовыми евпаторийцами.Скрип уключин, всплески и крики —развлекаются евпаторийки.В дым черны, в тюбетейках яркихкараимы — евпаторьяки.И, сравнясь, загорают рьянеймосквичи — евпаторьяне.Всюду розы на ножках тонких.Радуются евпаторёнки.Все болезни выжмут горячиегрязи евпаторячьи.Пуд за лето с любого толстогососкребет евпаторство.Очень жаль мне тех, которыене бывали в Евпатории.1928