Мысли и изречения древних с указанием источника

Беда не так велика, как гласят о ней слухи.

«Письма к Луцилию», 91, 9 (141, с.210)

Прах всех уравнивает: рождаемся мы неравными, умираем равными.

«Письма к Луцилию», 91, 16 (141, с.211)

Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.

«Письма к Луцилию», 91, 21 (141, с.212)

Наслажденье – это благо для скотов.

«Письма к Луцилию», 92, 6 (141, с.213)

Наполнять надо душу, а не мошну.

«Письма к Луцилию», 92, 31 (141, с.217)

Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? (...) Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня считать его мертвым.

«Письма к Луцилию», 93, 3 (141, с.218)

По-твоему, счастливее тот, кого убивают в день (гладиаторских) игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь, кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть зарезанным в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем мы друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым.

«Письма к Луцилию», 93, 12 (141, с.219)

Каждый в отдельности вмещает все пороки толпы, потому что толпа наделяет ими каждого.

«Письма к Луцилию», 94, 54 (141, с.227)

Несчастного Александра гнала и посылала в неведомые земли безумная страсть к опустошению. (...) Он идет дальше океана, дальше солнца. (...) Он не то что хочет идти, но не может стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья – на дне.

«Письма к Луцилию», 94, 62–63 (141, с.228)

Не думай, будто кто-нибудь стал счастливым через чужое несчастье.

«Письма к Луцилию», 94, 67 (141, с.229)

Само по себе одиночество не есть наставник невинности, и деревня не учит порядочности.

«Письма к Луцилию», 94, 69 (141, с.229)

Блаженствующие на взгляд черни дрожат и цепенеют на этой достойной зависти высоте и держатся о себе совсем иного мнения, чем другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв.

«Письма к Луцилию», 94, 73 (141, с.230)

Мы часто про себя желаем одного, вслух – другого, и даже богам не говорим правды.

«Письма к Луцилию», 95, 2 (141, с.230)

Войны (...) – это прославляемое злодейство.

«Письма к Луцилию», 95, 30 (141, с.234)

Запрещенное частным лицам приказывается от лица государства. За одно и то же преступление платят головою, если оно совершено тайно, а если в солдатских плащах – получают хвалы.

«Письма к Луцилию», 95, 30–31 (141, с.234)

Человек – предмет для другого человека священный.

«Письма к Луцилию», 95, 33 (141, с.235)

Природа (...) родила нас братьями.

«Письма к Луцилию», 95, 52 (141, с.238)