Мысли о мире во время воздушного налета

Все эти вопросы я охотно задала бы вам, будь у меня время. Вообще-то я сосредоточилась на том, с чем сама столкнулась в профессиональной деятельности, только потому, что уверена: вы сталкиваетесь с тем же самым, хоть и в иных формах. Даже когда чисто номинально путь открыт – когда ничто не препятствует женщинам становиться врачами, юристами, госслужащими, на их пути, полагаю, полно фантомов и препятствий. Обсуждать и выявлять эти препятствия я считаю очень ценным и важным: только таким образом нам удастся объединить усилия, найти решение. Но в то же время необходимо обсуждать цели и задачи, ради которых мы ведем борьбу, ради которых мы штурмуем эти грозные препятствия. Эти цели нельзя бездумно принимать как данность: нужно постоянно анализировать их, ставить под сомнение. Позиция в целом, как вижу ее я: вижу здесь, в этом зале, в кругу женщин, которые впервые в истории пришли в множество – даже не могу счесть сколько – разных профессий, – необычайно интересна и важна. Вы отвоевали себе свои комнаты в доме, который до недавних пор был исключительной собственностью мужчин. Вы в силах – правда, ценой тяжелого труда и гигантских усилий – оплачивать аренду этих комнат. Вы зарабатываете пятьсот фунтов в год. Но эта свобода – только начало: комната ваша, но в ней пока голо. Ее необходимо обставить, ее необходимо украсить, ее необходимо с кем-то разделить. Как вы ее обставите, чем вы ее украсите? С кем и на каких условиях вы ее разделите? Вот, по-моему, самые важные и интересные вопросы. У вас впервые в истории есть возможность их задать, у вас впервые в истории есть возможность самим выбрать ответ. Я охотно задержалась бы поговорить об этих вопросах и ответах – но не сегодня. Мое время истекло; я должна умолкнуть.

Блуждая по улицам: лондонское приключение [23]

Простой грифельный карандаш вряд ли может возбуждать страстные чувства в ком бы то ни было. Но есть обстоятельства, когда обладание карандашом кажется верхом желаний, – когда мы твердо решаем кое-что купить, а заодно, под этим предлогом, между ланчем и ужином обойти пешком пол-Лондона. Как охотник охотится, чтобы сохранить поголовье лис, а гольфист играет в гольф, чтобы уберечь от застройки открытое поле, так и мы: когда нас посещает желание побродить по городу, карандаш – вполне достаточный предлог, и, поднявшись, мы говорим: «Я непременно должна купить карандаш» – таким тоном, словно под этим прикрытием безнаказанно можем предаваться величайшему из удовольствий, возможных в городе зимой, – бродить по лондонским улицам.

Самое подходящее время суток – вечер, время года – зима, когда воздух игристо прозрачен, а улицы встречают нас как старого знакомого. Совсем не то что летом, когда в городе нас изводит тоска по тени деревьев, уединению и сладким запахам свежескошенной травы. Вечерний час, вдобавок, вселяет в нас чувство безответственности – подарок темноты и фонарного света. Мы отчасти уже не «мы». Выходя из дома в погожий вечер между четырьмя и шестью часами, мы сбрасываем то «я», по которому нас опознают друзья, и становимся частицей огромной республиканской армии анонимных пешеходов, чье общество столь отрадно после уединения в «своей комнате»[24]. Ибо, сидя у себя в четырех стенах, мы окружены предметами, которые неизбывно отражают всю странность наших личных темпераментов и закрепляют воспоминания о нашей личной биографии. Вот эта, к примеру, миска, стоящая на каминной доске, была куплена одним ветреным днем в Мантуе. Когда мы уже выходили из лавки, зловещая старуха ухватила нас за юбки и прошипела, что не сегодня-завтра по миру пойдет, но, так уж и быть… «Забирайте!» – вскричала она и сунула нам в руки синюю с белым фаянсовую миску таким жестом, словно желала поскорее забыть об этом минутном приступе донкихотства. И мы, чувствуя себя мошенницами, но всё же догадываясь, с каким бесстыдством нас околпачили, вернулись с миской в маленькую гостиницу, где посреди ночи хозяин столь шумно рассорился с женой, что все мы высунулись из окон во внутренний дворик посмотреть, что стряслось, и увидели, как вьются среди колонн кружевные лозы и как белы в небе звезды. И это мгновение отвердело, отчеканенное, как монета, единственное исключение из миллионов мгновений, пролетевших незаметно. А еще там был меланхоличный англичанин: среди кофейных чашек и маленьких кованых столиков он встал и открыл нам тайны своей души – так уж водится у путешественников. Всё это: Италия, ветреное утро, кружево дикого винограда на колоннах, англичанин и тайны его души – витает облачком над фарфоровой миской, стоящей на каминной доске. А вот – наш взгляд опускается долу – коричневое пятно на ковре. Это дело мистера Ллойд Джорджа[25]. «Дьявол, а не человек!» – выпалил мистер Каммингс, когда заваривал чай, и, в сердцах бухнув чайник с кипятком на пол, выжег на ковре кольцо.