Мысли о войне

В смысле наших взаимоотношений с Турцией нападение Италии на Триполи представляло тяжелое осложнение. Пресса Антанты тотчас приложила деятельные усилия к тому, чтобы показать туркам всю ненадежность такой дружбы, которая не в состоянии охранить даже от поползновений собственного союзника. Однако доверие, которым пользовались в Константинополе статс-секретарь фон Кидерлен и наш посланник барон фон Маршаль, было достаточно велико, чтобы отпарировать этот удар. А сверх того на Турцию надвинулись такие серьезные опасности, которые оставили совсем в тени борьбу за ее африканскую окраину. Для Высокой Порты не представлялось иного выбора, как возможно поспешнее рассчитаться с итальянцами, чтобы быть в состоянии оборонить себя от более близких и более страшных врагов.

В феврале 1912 г. начались приготовления Балканских государств к совместному нападению на Турцию. Кое-какие указания на это стали уже весьма рано поступать к нам, а летом мы получили уже и определенные сведения о заключении Балканского союза. Предполагать, что за всем этим стояла Россия, мы тоже имели достаточные основания. В день объявления Черногорией войны Турции г. Сазонов был проездом в Берлине, и г. фон Кидерлен сказал ему, что покровительство беспокойным балканским народам представляется ему делом далеко не безопасным. Русский министр не сумел на это ответить ничего другого, кроме того, что Россия совершенно определенно запретила Балканским государствам какие-либо агрессивные мероприятия. Безразлично, считался или не считался с этим запрещением черногорский князь, ответ Сазонова уже заключал в себе ясное признание в том, что вся эта игра разыгрывалась не без участия России. Во время свидания монархов в Балтийском порте в июле 1912 г. Сазонов делал вид, что совершенно откровенно ведет обсуждение общего политического положения. Однако он ни слова не сказал мне об известных ему, без сомнения, планах Балканских государств, и Россия до самого конца решительнейшим образом отрицала перед нами существование Балканского союза под ее руководством. А в какой тесной связи была она с этими заговорщиками – в этом очаге европейских распрей – показывают недавно опубликованные большевиками документы.

Среди них имеется сербско-болгарский союзный договор от марта 1912 г. Тайное приложение к этому договору устанавливает роль, отводимую России, в случае если дело дойдет до войны с Турцией. В случае, если состоится соглашение о вооруженном выступлении, о том имеет быть поставлена в известность Россия, и если последняя не найдет к тому никаких препятствий, союзники приступают к намеченным боевым операциям. И затем далее: «Если соглашение не будет достигнуто, вопрос передается на рассмотрение России; решение России обязательно для обеих договаривающихся сторон». Заботливо и предусмотрительно направляла все дело русская рука. Во всех спорных вопросах царю предоставлялась компетенция третейского судьи. Даже при установлении границ между балканскими государствами после войны окончательное решение передается также ему: «Само собою разумеется, что обе договаривающиеся стороны: обязуются признать в качестве окончательной границы ту линию, которую соблаговолит установить его величество царь».

Подобным же образом и прочие, заключенные позднее – летом 1912 г. – договоры балканских государств становились под прямую опеку России. В них также уговаривались с Петербургом относительно дележа добычи. То был огромный шаг, который сделала Россия на пути к установлению своего владычества на Балканах и к ликвидации европейской Турции, вполне сознавая, что из балканской войны может возникнуть и война европейская. Так, в ноябре Сазонов писал графу Бенкендорфу в Лондон, что положение представляется ему очень серьезным и что война, может быть, является наилучшим исходом.

Инциденты на наших собственных границах, если и не имели очень крупного значения, все же достаточно характеризовали настроение, господствовавшее в России. В нарушение установившихся обычаев, предварительно нас не уведомив, Россия произвела летом 1912 г. ряд широких пробных мобилизаций в Польше, чем вызвала значительную тревогу и побудила нас выступить с серьезными предостережениями. А одновременно с тем, в сентябре того же года, супруга великого князя Николая Николаевича, присутствовавшего в качестве представителя царя на французских маневрах, сделала в Нанси весьма многозначительный вызывающий жест в сторону «утраченных провинций». Французская печать не упустила случая с шумом отпраздновать политическое значение этого происшествия.