Мысли о войне

Само собой разумеется, союзную Францию всегда держали в курсе балканских событий и участия в них России. Но доверчивыми информациями не обходили также и дружественную Англию. Непосредственно по заключении упомянутого выше сербско-болгарского договора г. Сазонов уведомил в общих чертах английское правительство о содержании его, а тотчас после начала самой войны дополнительно посылал также и подробности вместе с планом дележа добычи и с просьбой поддержать желания балканских народов и России. Как встретила Англия эту просьбу, мы не знаем. Но если сэр Эдуард Грей впоследствии и старался вместе с нами не допустить, чтобы балканские войны повели к нарушению общего европейского мира, он все же был посвящен в инспирируемые Россией планы, которые ставили весь Балканский полуостров вверх дном и простая искра от которых способна была, помимо его воли, в любой момент поджечь обратившуюся в настоящий пороховой погреб Европу[6].

В продолжение всего балканского кризиса Франция весьма решительно и твердо поддерживала своего русского союзника. В ноябре 1912 г. Пуанкаре дал совершенно определенные заверения Извольскому в том, что, если Россия станет воевать, Франция сделает то же самое, так как она знает, что в этом вопросе за спиною Австрии стоит Германия. То же самое было сказано и итальянскому послу. Как сама Россия определяла отношение Франции, видно из сообщения графа Бенкендорфа г. Сазонову от 25 февраля 1913 г. Русский посол, изображая общее положение и только что пережитый кризис, говорит: «Франция безоговорочно соглашалась на вооруженную поддержку, и это единственная держава, которая не пожалела бы, если бы началась война».

Детальное изображение изменчивых стадий обеих балканских войн не входит в задачи настоящего труда. Ввиду быстрого развала Турции и последовавших за этим распрей победителей, руководительство балканским союзом ускользнуло из рук его опекунов. Честолюбивые народы Балканского полуострова все-таки не были настолько безвольными орудиями в руках могущественных распорядителей, чтобы по команде их ограничивать свои национальные стремления и укрощать свою взаимную ненависть. Даже властное слово царя оказалось недостаточно сильным для обуздания Сербии и Болгарии. Патронат над балканским союзом стал в такой момент неблагодарной задачей, и под влиянием замешательства и невозможности направить события при их быстром течении в желанное русло решили создать нечто вроде концерта европейских держав. Впечатление общей беспомощности являлось преобладающим в продолжение долгого периода. Ящик Пандоры открыли, но никто не знал, как вновь его закрыть. Первоначальная попытка сохранения status quo, основанная на недооценке стремящихся к политической самостоятельности балканских национальностей, была скоро оставлена. Предложение выступить с декларацией своей полной незаинтересованности, направленное главным образом против Австрии, было устранено без существенных затруднений. В решении албанского вопроса перевес получила точка зрения Австрии и Италии, которые, отодвинув на задний план собственные разногласия, сообща выступили против поддерживаемых Россией тенденций балканских союзников к разделу Албании; хотя провозглашенную независимость Албании, предусмотренную на случай крайней необходимости в одном старом соглашении между обеими адриатическими державами, приходилось считать лишь фиктивным решением проблемы. Временами при этом дипломатические средства казались исчерпанными, но в конце концов все же победило желание не допустить в данный момент вспышки общеевропейской войны.

Император во время балканских войн занял крайне осторожную позицию и был весьма озабочен сохранением мира. Мне ясно припоминается продолжительный разговор с ним в ноябре этого года, когда он определенно заявил, что из-за Албании и Дураццо не стоит предпринимать похода на Париж и Москву. Отвечать за это перед немецким народом он не находил возможным. Во избежание военных обострений нам приходилось производить временами энергичное давление на Вену. Не малые затруднения при этом представляло вызывающее поведение России, уже весною 1912 г. начавшей свои военные приготовления. Но мы не давали ни малейшего повода к сомнениям, что решительно и твердо станем за наших союзников, «в случае если, отстаивая свои интересы, они против ожидания подвергнутся нападению третьей стороны, и таким образом под угрозой окажется само их существование». Когда в декабре того же 1912 г. я формулировал таким образом в рейхстаге нашу точку зрения, это вызвало сильное неудовольствие в Петербурге, но зато имело определенные последствия. Почувствовали свою военную неподготовленность и притихли. Ведь на Балканах выскочили слишком рано: следовательно, надо было затормозить.