Мысли о войне

В объяснительной записке к нашей «Белой книге» значится, что Англия «бок о бок» с нами работала в пользу сохранения мира. Наша тогдашняя неполная осведомленность о поведении Англии еще допускала возможность такого мнения, которое впоследствии английская публицистика толковала как признание нами английского миролюбия. Оставаться при этом суждении в настоящее время, значило бы противоречить собственным официальным сообщениям наших противников, в достаточной мере освещающим причастность Лондона к дипломатической подготовке войны.

Не были ли безнадежны сами по себе наши собственные попытки к посредничеству? Когда кризис достиг своего зенита, мы побудили Вену к определенному заявлению, что она не претендует ни на какие части Сербии, что не затронет ее независимости и только временно займет войсками сербскую территорию. Мы настойчиво рекомендовали венскому кабинету принять в споре с Сербией посредничество, предлагаемое Греем, и путем усиленного давления добились этого. Благодаря нам опять возобновились прямые сношения между Веной и Петербургом. Я распорядился при этом передать на словах графу Берхтольду, «что мы готовы исполнить свой долг союзника, но вовсе не желаем, чтобы Австро-Венгрия вовлекла нас в мировой пожар несоблюдением наших советов». Наши шаги, предпринятые в Вене, имели успех. Но сохранить мир мы не могли, потому что Петербург ему изменил. А Петербург изменил ему потому, что Англия не обуздала его воинственных вожделений. Правда, в дипломатических воздействиях со стороны Англии на Петербург не было недостатка, так как сам по себе Грей не хотел войны. Но все они не выходили за пределы любезного уговаривания, и Грей спокойно относился к тому, что в Петербурге не обращали никакого внимания на его советы. Он ничего решительно не предпринял для укрощения воинственного настроения в Петербурге, все более и более возраставшего. Различные посреднические выступления Англии всегда имели характер давления на Петербург, но твердого воздействия на Петербург, подобного нашему воздействию на Вену, – не было. Это и есть причина, почему ваша посредническая деятельность оказалась по существу безнадежной.

В поведении Британии повторялись явления, наблюдавшиеся уже во время миссии Хольдена. Тогда Англия желала войти в соглашение с Германией, но так, чтобы при этом никоим образом не была задета Франция. То была квадратура круга. Теперь Грей хотел сохранить мир, но только если это не помешает намерениям России. Это было еще более невозможно. Теперь созрели те всходы, которые взрастила английская политика. Все более сильное тяготение к франко-русскому союзу, усиление его военными соглашениями – все это были те узы, которыми Грей сам связал себе руки. Он уже не был свободен в своих действиях и чувствовал, что после всего этого было бы несовместимо с его честью, если бы он захотел осадить своих друзей на Неве властным предупреждением. Только таким предположением могу я объяснить его политику.

Германия также была несвободна. Но ее обязательства были другого характера. Даже в самый критический момент наши союзные отношения к Австро-Венгрии не препятствовали нам предпринимать самые серьезные шаги, чтобы рекомендовать нашему другу и союзнику столь необходимую для сохранения мира умеренность. Но могли ли мы еще свободно решать, предоставить ли Австро-Венгрию в этом жизненном для нее вопросе ее собственной судьбе или нет?