Мысли об искусстве

А в этих новых коллекциях столько интересного, свежего, блестящего и колоритом и силой чувства, что невольно удивляешься такой малой известности этих перлов. Хотя бы, для примера, в Национальном римском музее большая картина Ноно Луиджи[111] – покинутая девушка на пристани живописной набережной в Венеции. Вечерняя заря сквозь прорванные облака рефлектирует всю картину: паруса на судах, лужи от дождя, нападавшие осенние листья платанов, и фигуру на коленях, и статуи на балюстраде, – сколько жизни, сколько впечатления, поэзии! Есть еще много превосходных картин. А вот бронзовая статуя Ахиле Д’Орси представляет усталого, разбитого старика, беспомощно упавшего на землю, с огромной киркой в жилистых руках, с отупелым взглядом.

Под теплым небом роскошной родины итальянцы сделались большими бездельниками. С раннего утра до позднего вечера толпы здоровых и вечно праздных людей толкутся на своих веселых площадях, играют в бочу на пустырях, катают диски по гладким дорогам или играют в мору на тенистых бульварах и в насиженных тратториях. Работу на виноградниках и огородах они сваливают на идиотов да на таких стариков, как этот бронзовый ближний, как назвал автор свою статую…

А сколько по всей Италии превосходных монументов деятелям последней эпохи объединения Италии! Сколько чудесных надгробных мраморных и бронзовых памятников в Генуе, Милане и других городах! Все эти люди представлены в современных костюмах – мужчины в пальто, пиджаках; женщины в шелках, кружевах и прочих туалетах нашего времени, что так презирается истинными жрецами искусства. Эти произведения новейшей скульптуры и живописи достойны целой особой большой статьи. Я не в состоянии даже перечислить их. Памятники: Франзеко-Сава на кладбище в Мессине; работы Д. Скарфи; на Генуэзском кладбище – работы Моренго Сконци, Навоне, Шадци, Вила Скальти, Лоренцо Оренго (статуя пожилой женщины), Рота[112] и других. Есть даже совсем без подписи авторов превосходнейшие статуи и целые группы из мрамора и бронзы больше натуральной величины; исполнены живо, натурально и с глубоким выражением.

Не могу не упомянуть здесь о памятнике Оболенской на лютеранском кладбище в Риме, работы М. Антокольского[113]. После долгого перерыва я увидел эту статую-оригинал на месте и был поражен ее красотой, поэзией и задушевностью. Лицо и вся фигура этой красивой девушки одухотворены неизъяснимым состоянием, совсем особым настроением, которому нет места на земле, в реальной жизни. Это мировая душа, отделившись от житейской суеты, чувствует в себе глубину и серьезность мировой гармонии.

Трудно и невозможно выразить словами истинные идеи и неуловимые ощущения, возбуждаемые цельными художественными созданиями… Да мне и некогда: я стремлюсь в Париж; мне хочется поскорее увидеть плоды последнего движения в искусстве – загадочный символизм, о котором я имел понятие только понаслышке да по плохим снимкам. Я видел также подражателей и последователей этого направления, но подражатели во мне всегда возбуждают жалость и брезгливое чувство, а последователи всегда опошляют свою веру. Менее всего я терплю сектантство в искусстве. Это фарисейское поклонение перед законодателями в искусстве искренне бывает только у ограниченных людей, но ограниченность и в жизни скучна, и в искусстве скучна.

В Париж, в Париж!

Там вырабатывается последняя мода искусства.

Я хотел сказать: последнее слово, но этого и быть не может, а последние моды мы во всем получаем из Парижа. Действительно, французы кипучи и неусыпны в своих поисках новизны. В каждой отрасли искусства там работает такая масса любящих дело тружеников, труды их так поощряются всем светом, что они давно уже стоят вне всякой конкуренции. Весь свет быстро подхватывает и подражает их изобретениям. И им остается только изобретать, изобретать…

Однако естественная способность изобретения – самая редкая в природе; она отпущена людям экономно. Природа любит подолгу останавливаться на одном мотиве и разрабатывать его до совершенства и всесторонне. Усиленное напряжение ума к изобретательности только обессиливает мозги и производит уродливые оригиналы. Однако в этих рассуждениях ничего нет нового. Скорее к новостям в Салон, на выставку!

Письмо десятое

Салон Марсова поля. Чудесные залы железного павильона – остаток большой выставки; роскошные лестницы, соединенные куполом; широкий свет сверху. У входа в залы живописи меня остановила скульптурная декорация для камина из белого гипса. Две кариатиды по углам камина представляют дюжих углекопов; посредине – бюст старухи, заглядывающей в огонь. Фигуры эти изваяны с большим вкусом и знанием, хотя нельзя не заметить здесь влияния недоконченных вещей Микеланджело и Родена[114]. Но все вместе превосходно.