Шорн усмехнулся: «Продолжай. Я тебя прервал».
«Откуда берется энергия? Где ее источник – в уме? Или ум всего лишь открывает какой-то клапан, высвобождающий энергию, служит устройством дистанционного управления? Существуют три возможности. Прилагается усилие – ум направляет это усилие. Но исходит ли эта сила непосредственно из ума? Или ум сосредоточивает и направляет эту силу? Или ум функционирует наподобие модулятора, сетки в усилительной вакуумной лампе?»
Шорн медленно покачал головой: «Мы до сих пор не знаем даже, какого рода энергия вызывает перемещения. Если бы мы могли регистрировать поток этой энергии, мы могли бы разобраться в том, каким образом ее использует мозг».
«Или наоборот – если бы мы знали, как ее использует мозг, мы могли бы догадаться, откуда исходит энергия. Но, если хочешь, рассмотрим действующую при телекинезе силу. Во всех известных случаях перемещаемый объект движется в том или ином направлении. То есть в результате телекинеза не наблюдаются ни взрыв, ни сжатие вещества. Причем перемещается весь объект, его целостность не нарушается. Каким образом? Почему? Предполагая, что мозг генерирует некое силовое поле, мы игнорируем эти факты, переопределяя процесс на абстрактном уровне, на котором все эти процессы – наблюдаемые и не наблюдаемые – одинаково вероятны».
«Возможно, мозг способен контролировать полтергейстов – существ, подобных джиннам из древнеперсидских легенд».
Серкумбрайт выбил пепел из трубки: «Я рассматривал такую возможность. Но кто такие эти полтергейсты? Призраки? Души умерших? Все это не более чем домыслы. И почему бы телеки могли их контролировать, а обычные люди – нет?»
Шорн ухмыльнулся: «Надо полагать, это риторические вопросы – я не могу на них ответить».
«Возможно, имеет место воздействие гравитации – в какой-то форме. Представь себе некий чашеобразный или параболический экран, препятствующий воздействию на объект гравитационного поля со всех сторон, кроме той, в которую телек перемещает объект. Я не рассчитывал гравитационное ускорение, которое создается в нашей Вселенной материей усредненной плотности, но допускаю, что оно незначительно. Результирующее перемещение составляло бы порядка доли миллиметра в сутки. Так что следует отказаться от гипотезы формирования чашеобразного антигравитационного экрана. По тем же причинам не работал бы и метод, препятствующий проникновению нейтрино через объект в каком-либо определенном направлении».
«Если исключаются полтергейсты, гравитация и нейтрино – что остается?»
Серкумбрайт усмехнулся: «Я не исключил полтергейстов. Но я склоняюсь к так называемой „органической теории“. То есть к тому принципу, что все умы и вся материя Вселенной взаимосвязаны – примерно так же, как взаимосвязаны клетки мозга и мышечные волокна. Когда некоторые из мозговых клеток генерируют сигнал, превышающий определенный пороговый уровень, они тем самым контролируют сокращения телесных волокон, то есть управляющие нервные импульсы вызывают изменения физической материи Вселенной с использованием энергии, содержащейся в самой материи. Каким образом это происходит? Почему? Не знаю. В конце концов, это не более чем предположение – и, к сожалению, антропоморфического характера».
Шорн задумчиво смотрел на потолок. Серкумбрайт был трехсторонним ученым. Он не только предлагал теории и не только проектировал эксперименты, позволявшие с уверенностью подтверждать или опровергать эти теории – он еще был, ко всему прочему, опытнейшим лабораторным техником: «Может ли твоя теория иметь практическое применение?»
Серкумбрайт почесал ухо: «Еще нет. Если можно так выразиться, нужно оплодотворить эту гипотезу несколькими другими выводами. Например, метафизическими рассуждениями, о которых ты упомянул. Если бы только у меня был телек, который согласился бы подвергнуть себя экспериментам, мы могли бы что-нибудь узнать… Кажется, кто-то пришел – наверное, доктор Кергилл».
Биофизик поднялся на ноги, устало прошел к двери и открыл ее. Шорн заметил, что ученый напрягся.
Глубокий бас произнес: «Привет, Серкумбрайт! Это мой сын, Клюш. Клюш, перед тобой Горман Серкумбрайт, один из наших лучших тактических аналитиков».
Отец и сын Кергиллы зашли в лабораторию. У старшего Кергилла, невысокого и поджарого, были длинные обезьяньи руки и комическое обезьянье лицо с крутым лбом, длинной верхней губой и уплощенным носом. Сын нисколько не напоминал отца – молодой человек впечатляющей благородной внешности, с взлохмаченной копной темно-рыжих волос, колоритно одетый по последней моде, напоминавшей стиль телеков. Старший двигался быстро, импульсивно, много говорил и вел себя дружелюбно; младший держался сдержанно и осторожно поглядывал по сторонам.
Серкумбрайт повернулся туда, где сидел Шорн: «Билл…» – и тут же прервался. «Прошу меня извинить, – сказал он Кергиллам. – Присаживайтесь, я сейчас вернусь».
Он поспешил в соседнее складское помещение. Шорн стоял в тени.
«Что случилось?» – спросил биофизик.
Шорн молча приложил ладонь Серкумбрайта к прибору, лежавшему у него за пазухой.