МЖ. Роман-жизнь от первого лица

Я тебя вспоминаю,
Когда тяжело и убого,
Когда лошади в стойле
И некому руку пожать,
Я тебя вспоминаю,
Когда строчки ложатся не в строчку,
Когда дым над водою
И поздно что-либо решать.
Беспорядочных дней
Окончание жизни в футляре,
Навевает апрель
Привычную лирику рук,
Под часами на башне
Проходит заметнее время,
Позвонит иногда
Уставший от скорости друг.
Полустертые клавиши,
Без конца беспросветное небо,
Где-то жить хорошо,
Там, где нету и не было нас.
Обналичить проблемы,
Поставить наш парус по ветру
И поплыть к горизонту
Под задумчиво бешеный джаз.
В суету городов
Окунуться, плывя против жизни,
Оторваться от лишних
Опостылевших резких дождей,
Вспоминать о тебе,
Думать легкие летние мысли,
И подальше от леса,
Полного мелких зверей.

Иногда вспоминал о Клаудии. Я не звонил ей, и она так ни разу и не позвонила мне. Думаю, что мы оба не знали бы, что сказать друг другу. Слишком многое нас разделяло теперь. Вернее, это разделение существовало всегда, еще до нашего знакомства. Я хотел бы увидеть ее, но не настолько сильно, чтобы попытаться осуществить это в реальной жизни.

А реальная жизнь была такова: меня выписали из Склифа через двадцать один день после операции. С температурой. Но это мелочи. К счастью, в Москве есть замечательный Главный военный клинический госпиталь Бурденко. Там за две недели меня полностью поставили на ноги. В конце апреля 2004 года я впервые после долгого перерыва сел на велосипед, воткнул в уши наушники, в которых бесновался «Master of Puppets», и уехал в Лосиный Остров. После четырех или пяти таких прогулок я почувствовал себя достаточно окрепшим и рискнул посетить тренажерный зал. Все пошло как по маслу. Я стремительно крепчал и привык не обращать внимания на периодически болевший огромный шрам под сердцем так же, как привык не обращать внимания на испуганные взгляды посетителей фитнес-клуба, которым доводилось видеть мой обнаженный торс, на котором горел незаживший рубец. Люди не могли понять, как можно делать то, что делаю я: плавать, бегать, жать штангу, молотить по мешку. А я наслаждался тем, что могу делать все это и не падаю замертво. Спиртное и сигареты были забыты, с работы мне пришлось уволиться: мадам Капельская сильно постаралась для этого, но я не унывал. Теперь, после того, как я чуть было не попал в длинный тоннель, из которого нет пути назад, мне жадно хотелось жить и пить не вино, а саму жизнь, хмелея от осознания собственного нахождения на этом свете. В середине мая, как и предполагалось, Света родила девочку. Лера все давно знала, и я не скрывал от нее того факта, что у меня появился еще один ребенок. Она отнеслась к этому на удивление спокойно, чем вызвала в моем сердце бесконечную благодарность и признательность. Младшую я назвал Мартой. Мне всегда очень нравилось это имя. История уходит корнями в детство, когда я впервые увидел многосерийный фильм «Долгая дорога в дюнах». Главную героиню, в исполнении красавицы Лилиты Озолини, звали Мартой. Показ пришелся на мой период полового созревания, и я буквально бредил этой Мартой, так мне тогда понравилась прибалтийская актриса. Любовь к этому имени я пронес через всю свою жизнь, и, пока родня Светланы спорила о Катях, Олях и Маринах, я просто пошел в ЗАГС, дал какой-то ответственной тетке сто долларов, и она в два счета выписала мне «Свидетельство о рождении» Марты Марковны Вербицкой. С этим документом я вернулся к праздничному столу и продемонстрировал его всем, как свою отцовскую волю. Возражений ни у кого не нашлось.