Н.А.Львов

Первая постановка оперы состоялась в Петербурге в 1787 году. Оценка оперы, вернее роли и участия в ее создании Львова, представляется спорной. Многие исследователи все достоинства оперы связывают только с именем композитора Е. Фомина, оценивая словесно-драматургическую основу оперы как примитивную, как простую сюжетную скрепку сольных и хоровых номеров, отмечая, что сценическое действие строится как дивертисмент, но именно в этой опере XVIII века достигнута высшая степень правдивого истолкования русской народной песни и через ее музыкальные красоты — русского национального характера. Исследователи русской музыкальной культуры и русского музыкального театра до недавнего времени недооценивали участия Львова как в создании этой оперы, так и в создании сборника «Собрание русских песен…». Отказывали Львову в знании музыки, называли его видным литературным и художественным деятелем конца XVIII века. Но именно творческая инициатива Львова и его знание песенного народного творчества во многом обусловили введение в оперу «Ямщики на подставе» протяжной песни («Ретиво сердце молодецкое»), хоровой («Дорогая ты моя матушка», «Высоко ль сокол летал»), плясовой («Во поле березонька стояла»). Песенная стихия представлена в этой опере во всем жанровом богатстве и многообразии, через песню воссоздается народная жизнь. Песенная стихия — это основа оперы — первой в России хоровой оперы — и высшее достижение музыкальной культуры века.

Убежденный поборник национальной самобытности в искусстве, Львов одним из первых создал художественную зарисовку жизни русских крестьян, в частности крестьян-ямщиков. Ямщичий промысел, вернее «повинность», заключался в том, чтобы «стоять на яму и отправлять чередную гоньбу», «править ямщину».

Содержание «игрища невзначай», то есть комической оперы, крайне несложно. Молодому, накануне женившемуся ямщику Тимофею грозит рекрутчина, несмотря на то, что жребий пал на другого ямщика по прозвищу Бобыль. Однако тот откупился и сбежал. Янька, приятель Тимофея, разбитной, ловкий ямщик, помогает дружку, другие ямщики также заступаются за него перед приезжим офицером. Тимофей спасен от рекрутчины.

Наиболее запоминающийся персонаж оперы — молоденький, юркий ямщик, Вахрушкин сын, Тришка Заноза, по прозванию Янька, который шустро ведет интригу. Такие персонажи встречались в драматургии, но Львов сумел обогатить своего Яньку небывалыми в театре специфически ямщичьими чертами. Вот образцы его языка: «Ой, плуты, бороды, за вас гинут молодецкие головы!», «молодица у тебя, как конь доброй», «лег жохом да и не встанет», («жог», «жег» — термин из игры в бабки — плашмя), «Тимоху в жребий и втюрили», «смотритка, Пронька, твою ли он бурьёнку оседлал?». Янька мастер ругаться: «Гальтепа паганая!», «кой черт ета гушла», «архреян». Он умеет иронизировать: «Ваше превысокородие!» Курьера обзывает: «Каженой темляк». И может быть ласковым: «Эх ты, моя бахоная… дадобная моя» (желанная, любезная, сердце мое) — утешает он молодую.

И рядом с ним пожилой ямщик Абрам Буранов, отец Тимофея. Его речь степенна, вежлива и приглажена, но и у него своеобразие языка: «Не выйтить ли в шалаш? Оно на росе то не то, то што, а там огонек», «служить прикро показалось» (прикрый — терпкий, трудный, недоступный). Он единственный, кто может произнести перед начальством гладкую, понятную речь.

Зато Вахруш, «деревенский олух», «угольник», то есть ямщик, поставленный на перевозку угля, говорит так, что его трудно понять: «замумерен» (занумерован), «а его кони-то и ау ён кони та бросил знашь, да меня как в макушк-то гунит… За што? А ён плетищой-то как пупрыснет, а сам в телегу-то ко мне мах, да как попудит!»

Говор ямщиков пестрит вульгаризмами: «клинься», «кланейся», «кульер», «ион», «ён» (вместо «он»), «мотри» (вместо «смотри»), «некрутчина», «знашь» (вместо «знаешь»), «дискат» (вместо «дескать»), «выбешьте-тко» (вместо «выбегайте»).

Зато речь офицера — выглаженная, четкая, ясная — городская, но и здесь Львов подчеркивает несколько изнеженную мягкость произношения: «Здарово, здарово, маладежь», «штоб», «того и глядишто».

И все — с тактом, без излишней назойливости. Приходится удивляться, что наша наука лингвистики прошла мимо этого «игрища», заслуживающего пристального изучения, хотя бы как «арго», давно ушедший говор профессии ямщиков.

После перечисления действующих лиц Львов пишет:

«Все ямщики одеты в мундирах, гербы па груди, кроме Абрама, который в обыкновенном платье и без герба, в шапке степенной, протчие в шляпах.

…Ямщики на подставе, подле большой дороги, в долине, на конской збруи, близ шалаша, у ручейка и под горой отдыхают, хомуты, возжи и протчая збруя по кустам развешаны. В середине театра большой куст, за которым хористов прятать.

Наставление капельмейстеру:

…Нет, Барин, ты начни-ко помаленьку, как ямщик будто издали едет, не поет, а тананычет, а после, чтобы дремота не взяла, пошибче, да и помолодецки, так дело-то и с концом, ребята похвалят… пустова тут колякать печево.