Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Чернышевский сразу понял, какие именно стороны воззрений Гоголя не устраивали Белинского. В письме к родным от 24 января 1847 г. он писал: «По поводу Предисловия ко второму изданию „Мертвых душ”, в котором Гоголь просит каждого читателя сообщать ему свои замечания на его книгу, было высказано столько пошлых острот или плоскостей в „Современнике”, что можно предвидеть, что за Письма к друзьям Гоголя не постыдятся назвать и в печати сумасшедшим Никитенко, Некрасов и Белинский с товарищами, как давно провозгласили его эти господа на словах» (XIV, 105–106). Незадолго до этого Чернышевский, сообщая Л. Н. Котляревской о Панаеве, Некрасове и Никитенко как редакторах «Современника», писал, что «это, кажется, хочет быть журнал благородный по духу», принявший «знаменитых людей литературных» – Белинского, Майкова, Искандера (Герцена), Плетнева (XIV, 69). Но стоило только «Современнику» выступить против Гоголя, как Чернышевский сразу переориентировал свои оценки журнала и его сотрудников. Он правильно предугадал отношение Белинского к «Выбранным местам из переписки с друзьями» Гоголя и заранее отвергал любые попытки критики «благородного самопризнания», «исповеди», «в которой признаётся, что не помешан ещё человек, если доступно его сердце чувству смирения, хотя он вместе чувствует и достоинство своё, и если он не стыдится высказать своё сердце и думает найти людей, понимающих его» (XIV, 106).

Приведённые материалы показывают, насколько далёк Чернышевский-первокурсник от идей Белинского, с которым готов вступить в полемику, защищая религиозные убеждения.[367]

Ортодоксальность религиозных взглядов Чернышевского, несомненно, оказывала влияние на его товарищеские привязанности. Чернышевский нелегко сходился с незнакомыми людьми и далеко не всем, даже близким его друзьям, вполне открывал свои мысли и чувства. Тем более на студентов, не скрывающих свой «деизм» и не желающих укреплять свою веру в Бога изучением историко-церковных и философских источников, он мог произвести впечатление не знающего компромиссов ортодокса и вряд ли на первых порах пользовался особым расположением однокурсников. В свою очередь Чернышевский строго, придирчиво присматривался к студентам, с которыми суждено было провести в одних аудиториях четыре года.

С Александром Раевым прожито первых два петербургских года, но особой близости не возникло. Ограниченность кругозора, стремление к одному лишь материальному благополучию отчуждали от него страстного правдоискателя. Эту холодность в отношениях Раев впоследствии объяснил по-своему: «В преподавании наук в университете Николай Гаврилович, по-видимому, не встретил ничего такого, чтобы располагало его к разговору о том со мною; я нарочно спрашивал его об этом, но его ответы на это были какие-то неопределённые».[368] Чернышевский же, не вдаваясь в подробные объяснения, просто сообщал родителям в феврале 1847 г.: «Живём мы совершенно дружно. Говорим очень мало, потому что как-то не говорится» (XIV, 118). В дальнейшем расхождения между ними усилились, и в студенческом дневнике 1848 г. он уже относил Раева к людям, которые ему «неприятны и противны» (I, 201).

Первым, с кем Чернышевский сблизился в университете, был Михаил Илларионович Михайлов (1829–1865). Сын довольно богатого управляющего Илецким соляным промыслом, одетый с иголочки, Михайлов сразу же обратил внимание на студента, явившегося на первую лекцию в потрёпанном сюртуке. Он принял его было за второгодника, но тот объяснил, что купил сюртук на толкучке.[369] Знакомство скоро перешло в приятельство, несмотря на разницу в материальном положении. «Он очень умная и дельная голова, – сообщал Чернышевский в письме в Саратов 19 октября 1846 г. – Несколько статей его в прозе и десятка полтора стихотворений есть в «Иллюстрации» за нынешний год. Теперь он почти перевёл Катулла (латинский поэт). Думает теперь, как издать его» (XIV, 67). Знание иностранных языков, огромная начитанность в русской и зарубежной литературе, стремление к авторству – всё это имело в глазах Чернышевского высокую цену и придавало знакомству с начинающим литератором особый смысл.

Михайлова приняли в университет в качестве вольнослушателя,[370] но он, по свидетельству современника, «в скором времени совершенно перестал ходить в университет, положительно неудовлетворённый тем, что нашёл здесь. И он совершенно был прав. По последним двум предметам,[371] несмотря на свою молодость, он имел такие обширные и основательные познания, что хоть сейчас сажай его на кафедру: не ударил бы лицом в грязь».[372]