Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Разбуженная мысль уже острее и осознаннее воспринимала бросающиеся в глаза контрасты окружающей жизни. Помещица, например, считала за оскорбление дворянской чести садиться за один стол со своим немцем-управляющим, между тем как тот, кандидат Дерптского университета, был, по наблюдениям Перепёлкина, намного выше и нравственнее окружающих – «в первый раз в жизни пришлось Перепёлкину задумываться над значением общественного положения человека». В сознании юноши рушились привычные церковные догмы, схоластически затверженные в духовной семинарии. «Нет, – размышлял он теперь, – чувство справедливости не развито в людях. Вот о чём должны позаботиться пастыри церкви и педагоги».[385]

Тогда же он прочитал стихотворение Некрасова «В дороге». Помещица нашла эту поэзию «мужицкой по содержанию и грубости стиха». Перепёлкин-Лободовский возражал; «Стих, по-моему, не только не аляповат, но отличается особенной силой и вполне соответствует делу, т. е. содержанию, во-вторых, стихи составляют только внешнюю форму, следовательно, дело второстепенное, и как бы они ни были хороши сами по себе, но без содержания, затрагивающего ум или чувство, всегда будут для всякого мыслящего человека пустым набором слов, как это иногда бывает и у знаменитых писателей», и в качестве примера он привел «Бога» Державина.[386] Не отказ от религии, а приближение её нравственных норм к жизни, желание преобразовать христианское слово в дело – вот позиция Лободовского. Он поставил себе целью самоусовершенствование, стремление ко всему истинному, доброму, разумному и высоконравственному. «В таких стремлениях, – думал он, – только и можно найти поддержку у людей, подобных Белинскому, который честною прямотою своих горячих убеждений, необыкновенною талантливостью и теплотою задушевного своего слова дает толчок мысли и чувству именно в том направлении, чтобы содействовать возвышению, а не развращению человеческой природы».[387] Лободовский находит возможным приспособить карающее по отношению к «гнусной расейской действительности» (Белинский) слово критика к религиозной идее нравственного самоусовершенствования. Он поставил перед собой задачу получить образование и с его помощью «осуществить этические начала на поприще практической деятельности» и тем самым выполнить гуманные обязанности «по отношению к закрепощённым людям».[388]

Перепёлкин изучает французский, немецкий и английский языки, поступает в духовную академию, где вскоре прослыл «гегельянцем, натурфилософом, рационалистом и проч.», и бросает её, не удовлетворённый постановкой научного дела. После этого он отправляется пешком в Петербург, чтобы поступить в университет.[389] Ночевать он старался в курных избах, «с целию ознакомиться с убогою жизнью беднейших людей». Он видел, как страдает народ под тяжестью беспросветной материальной нужды и полного бесправия. Крепостной Фаддей, у которого брата засекли до смерти, говорит о господах: «Все они норовят притеснить мужика, содрать с него, а не то – побить ни за что ни про что». Под впечатлением горя молодой солдатки-вдовы Перепёлкин сочиняет стихотворение, напоминающее строки Кольцова:

Подымусь я с зарей,
Погляжу на себя:
Где краса ты моя,
Где пригожество? <…>

Всё ждала я его

Из чужой стороны,
Сердце ныло по нём,
Краса вяла моя.

И дождалась я

Горькой весточки,
Что полонен он
Смертью лютою,

Не румянься ж заря,

Не стыди ты меня:
Нажила я тоску,
Потеряла красу.[390]

Беда в том, рассуждает Перепёлкин, что царь и митрополит не знают о беззакониях, лихоимстве, жестокостях, несправедливостях. В «кротких правилах Христова учения», распространённого на весь нравственный строй жизни угнетателей и угнетённых, видит Перепёлкин единственный способ избавления от социальных бед. Он мечтает о времени, когда образованные молодые люди, «истинные и смелые патриоты», раскроют всю правду царю. И, чтобы приблизить это время, Перепёлкин решает посвятить жизнь педагогической деятельности, которая даст возможность «направлять будущих защитников отечества и престола».[391]

Нравственные искания Лободовского близки юному Чернышевскому. Одинаковость происхождения, сочувствие к обездоленным и бесправным социальным низам, осуждение погрузившегося в самодовольное чванство и роскошь аристократического класса, уверенность в могучей силе просвещения и христианской веры, способных преобразить человека, сделать его благородным и справедливым, – всё это сблизило обоих, сообщив их приятельству духовный элемент, постоянно искомый Чернышевским в дружеских привязанностях.